Альвина говорила быстро, словно спеша высказаться, пока у нее оставалась такая возможность. Но в лице ее самозваного судьи ничто не дрогнуло. Под сердце женщины подкатился смертельный холод. Она чувствовала, что спасти ее может только чудо — кричать бессмысленно, и переубедить этого психа ей тоже не удастся… И все же продолжала говорить, надеясь неизвестно на что.

Наконец ему надоело ее слушать. Он удрученно покачал головой, как человек, которому предстоит тяжелая и неприятная работа, и снова заклеил ей рот полоской скотча.

— Значит, вы не желаете признаваться… Что ж, почти всегда так и бывает. Дьявол замыкает уста своих прислужниц и нашептывает им лживые речи.

Он порылся в своем портфельчике и достал какой-то странный инструмент, похожий не то на хитрое приспособление из маникюрного набора, только побольше, не то на плоскогубцы образцового немецкого рабочего. Хромированная сталь чуть блеснула в электрическом свете, и Альвина зажмурилась от ужаса. Вот длинный холеный ноготь на указательном пальце оказался в тисках, и…

О-ох! Кто бы мог подумать, что в мире бывает такая боль? Альвина дергалась и извивалась всем телом, пытаясь освободиться от пут, мычала и задыхалась, но связана она была крепко, на совесть. Это длилось бесконечно долго… Наконец она бессильно обмякла, словно в полуобмороке, с пальца капала кровь, а мучитель небрежно отбросил в сторону вырванный ноготь.

— Теперь вы будете говорить? Помните, что это всего лишь малая часть того, что я могу сделать с вами!

Альвина покорно кивнула. При одной мысли, что этот псих может опять проделать такое, она очень пожалела, что человеку даны от рождения не один, а десять пальцев!

Снова с треском отдирается пластырь. На этот раз Альвина уже не почувствовала боли — такой ничтожной она показалась по сравнению с той, что пульсировала в раненой руке.

— Итак, вы ведьма и признаетесь в том, что погубили свою бессмертную душу, вступив в союз с врагом рода человеческого.

— Да.

Это слово как будто само слетело с губ. Альвина покосилась на окровавленные щипцы. Если она не хочет, чтобы он терзал ее дальше, надо соглашаться с ним, соглашаться во всем… Кажется, даже врачи советуют не спорить с сумасшедшими!

— Сколько раз вы губили людей своим колдовством? Когда впервые вы встретились с дьяволом? Был ли составлен между вами письменный договор?

— Да, да, я ведьма, я убила человек десять или пятнадцать, точно сейчас не помню. Да, я подписала бумагу… Что в ней было — не помню.

Он слушал ее, кивал, даже улыбался, как улыбается хороший учитель, слушая правильный ответ из уст ученика.

— Давала ли ты отраву людям? Заставляла ли кого-нибудь отрекаться от веры в Бога? Посещала ли шабаши или иные сборища нечистой силы?

Как-то незаметно он перешел на «ты», и от изысканной вежливости не осталось и следа, но Альвина этого даже не заметила. Вопросов было еще очень много. Она только покорно кивала и повторяла:

— Да… Да!

Она успела сознаться в отравлении воды в Москве-реке, в насылании бурь и ураганов, в убийстве незнакомых ей людей (имена пришлось выдумать по ходу дела!), в том, что прелюбодействовала с демоном-инкубом…

— Убивала ли младенцев в утробе матери?

На этом вопросе Альвина хотела было возмутится. Хоть он псих, но должен понимать, что живем-то мы уже давно не в Средневековье! Аборты делаются вполне легально, но она, слава богу, не имеет к этому никакого отношения. Она уже открыла рот, чтобы опровергнуть это обвинение, но, заметив ее замешательство, он потянулся за своими ужасными щипцами, и она снова кивнула. Да, да, и в этом сознаюсь! До кучи, так сказать. В конце концов, какая разница.

Список вопросов показался бесконечно длинным. Но как известно, рано или поздно всему приходит конец…

— Вот и все.

Он улыбнулся радостно и светло, шагнул к ней… На секунду забрезжила надежда, что сейчас этот кошмар кончится и мучитель оставит ее в покое. Он ведь получил, что хотел! Она умоляюще смотрела на него, боясь произнести хоть слово, в отчаянной, безумной, последней надежде…

Но нет.

— Моли Бога, чтобы Он сжалился над твоей душой.

Шею захлестнула удавка. Альвина попыталась было высвободиться, отчаянно забила руками и ногами, но шнурок затягивался все туже и туже. Багровая пелена заволокла глаза, потом стало темно… Ее тело дернулось еще пару раз, из горла вырвался короткий хрип…

И она затихла навсегда.

Ирина шла уже знакомой дорогой к дому колдуньи. Она немного опаздывала и нервничала из-за этого. Конечно, надо было выйти пораньше, но она как будто нарочно медлила и тянула время… А все потому, что не знала, как объяснить Виктору, куда и зачем собирается.

После вчерашней ссоры она целый день не находила себе места — просто бродила по квартире как неприкаянная, хватаясь то за одно, то за другое дело. Все, как нарочно, валилось из рук — сначала разбила любимую чашку, потом отбивные подгорели, и пришлось срочно готовить заново, еле-еле успела к Витиному приходу.

Думала только об одном — как придет к Альвине, что скажет ей, как найдет слова, чтобы убедить ее… Стыдно выглядеть полной идиоткой, которая сама не знает, чего хочет — то вернуть мужика, то все назад отыграть, но ведь у нее нет другого выхода!

В конце концов, можно и денег доплатить! У нее есть кое-какие драгоценности, подаренные Виктором, — кольцо с небольшим бриллиантиком, золотые сережки, кулон с аметистом… Если все это продать, получится немалая сумма! Должно хватить.

Вечером муж пришел ровно в восемь. Вел он себя как обычно и словно бы совершенно забыл о том, что недавно они поругались. Ирина подала ужин и долго не могла придумать, как сказать о том, что она собирается уходить. Она долго искала летнюю кофточку в горошек с бантом на груди, которую ей зачем-то приспичило надеть именно сегодня, но, как нарочно, не могла найти, копалась в шкафу, сердилась, снова и снова перекладывала вещи…

Наконец, когда тянуть уже было нельзя, она надела первое, что попалось под руку, — джинсы и белую рубашку. Не на свидание же она собирается, и так сойдет! Даже в зеркало на себя смотреть не стала. Выйдя из спальни, она пробормотала что-то невнятное о том, что договорилась встретиться с подругой и скоро вернется. Виктор равнодушно кивнул и снова уставился в телевизор. Видно было, что ему совершенно все равно, куда и зачем она уходит.

По дороге Ирина все время поглядывала на часы. Она очень волновалась, но не только потому, что опаздывала, да и разговор предстоял совсем не простой. Честно говоря, она изрядно побаивалась колдунью Альвину!

Но было и кое-что другое… Томительное предчувствие беды больно сжимало сердце, и некуда было деться от него.

«Наверное, это духота в метро так действует! — уговаривала себя Ирина. — Вот сейчас доберусь до места, выйду на свежий воздух — и все пройдет».