— Не знаю, — Володя отвернулся, полез в карман штанов за ключами от машины. — Я его до тачки никогда не провожал. Не видел, на чем он приезжал.

— А такси никогда ему не вызывали?

— Нет, — соврал он.

Зачем соврал, он и сам не понял. Вдруг посетила мысль, что преступник может до сих пор находиться где-то поблизости. И наблюдать за ними из-за какого-нибудь куста. А Вишняков особенно не церемонился, говорил достаточно громко.

Белая машина…

Что за белая машина? Володя представления не имел, о чем говорит майор. Насколько он помнил, человек, против которого дала показания Татьяна, разъезжал на достаточно дорогой иномарке. Не новой, нет. С замятым левым крылом. Но иномарке, которой лет шесть-семь, не больше.

И конечно же, он вызывал ему такси. И не раз. И точно помнил адрес, который сам лично называл таксисту по телефону. Но Вишнякову он рассказывать об этом тоже не станет.

Вдруг этот человек поблизости!..

Он вернулся домой, когда темнота на востоке сделалась чуть жиже. Оглядел стоянку. Машина Оли стояла на привычном месте. Интересно, она сейчас спит? Вишняков задрал голову, глянул на окна третьего этажа. Свет горел. Вот неугомонная. И странная. Вчера перехватила его по дороге домой неожиданным телефонным звонком. Что-то пыталась сказать, пока он в лифт не зашел. Он отключился, доехал лифтом до своего этажа. Вошел в дом. Швырнул ключи на полку под зеркалом. Уже начал разуваться и вдруг передумал. Решил без звонка к ней спуститься. Узнать, что же она все-таки пыталась ему сказать.

Он звонил, стучал, а она не открыла.

— Оля, — звал он ее по имени, таращась на ее дверной глазок. — Это у вас такая мелкая мстя, да? Откройте.

Ему показалось, что она смотрела в тот момент на него сквозь дверной глазок и удовлетворенно улыбалась. История повторялась? Да. Он ведь тоже не открыл ей, когда она явилась к нему поздним вечером слегка навеселе, да еще с бутылкой вина в руке.

А открыть ему хотелось, если честно. Очень хотелось впустить эту дерзкую девушку в свой дом. И просто посидеть с ней на кухне за бокалом вина. Поговорить о всяких пустяках, не касаясь темы страшного убийства. Она бы медленно тянула вино из бокала, а он бы ею любовался. Наблюдал, как она заправляет мягкие кудряшки себе за ухо. Как загадочно улыбается. Как говорит, красиво обтачивая слова невероятно приятным голосом. Как пожимает плечами, приводя в движение тонкую золотую цепочку с маленьким крестиком, прыгающим по ее точеным ключицам.

Он готов был просидеть с ней до самого утра, забыв о работе и усталости. Но он не открыл ей. Испугался. И она не открывала ему.

— Оля… Откройте. Что вы хотели мне сказать?

Она не открыла. Вишняков поднялся к себе. Попытался приготовить ужин, но все как-то пошло не так. Замороженная картошка, которую он хотел поджарить, расползлась по сковороде зловонным киселем. Он выбросил все в ведро. Наделал себе бутербродов с сыром и листьями салата. Запил все двумя кружками чая. И улегся прямо в одежде на диван. Решил немного отдохнуть. Потом еще раз спуститься к Ольге. Если и потом не откроет, он тогда полезет в ванну, а потом в кровать.

Он задремал почти сразу. И когда зазвонил телефон, оказалось, что давно за полночь. А он так и спит в одежде. И к Ольге не сходил, подумал он с сожалением, когда усаживался в свою машину.

Вот горел у нее в тот момент свет или нет? Он не помнил. Спешил.

Сейчас свет горел, а она не открывала.

— Оль, ну откройте, пожалуйста. Ну, чего вы обиделись? Я вам сейчас все объясню.

Вишняков уже минут пять скребся в ее дверь, после того как вернулся с вызова. Она снова не открывала. Он что-то говорил ей. Пытался извиняться. Звонил. Осторожно, чтобы не перебудить соседей, стучал.

И все же разбудил.

— Как романтично! — фыркнул кто-то женским голосом за его спиной и протяжно зевнул. — Как романтично все это звучало бы, не случись сейчас половины четвертого утра.

— Простите.

Вишняков обернулся. На пороге соседней квартиры стояла женщина средних лет в великолепном домашнем одеянии из шелка и кружева изумрудного цвета. Волосы были повязаны косынкой.

— Вы кто? — вытаращила женщина на него сонные глаза.

— Я — майор Вишняков. С восьмого этажа.

— А-а-а, поняла, — шлепнула себя по бедрам женщина. — Тот самый, чья жена поливала наши деревья вином.

— Бывшая жена, — зачем-то поправил ее Вишняков.

Зачем? Может, чтобы объяснить причину того, почему он топчется у двери ее соседки в половине четвертого утра?

— Пусть так, — кивнула головой Олина соседка. — Но людей будить совсем необязательно.

— Я расследую убийство ее подруги, — снова как будто попытался оправдаться Вишняков. — Она вчера вечером позвонила мне и что-то хотела сказать. Я зашел. Она не открыла.

— Понятно. — На губах женщины дергалась догадливая ухмылка.

— Сейчас вернулся с вызова, у нее свет горит. Решил снова… Зайти.

— Свет горит? — Ухмылка последний раз дернулась и исчезла. — Чёй-то она?

Она переступила порог своей квартиры. Подошла к Ольгиной двери, припала к ней ухом. Послушала.

— Тихо. Телик не работает. Олька не топает.

— Она топает? — изумился Вишняков.

— И еще как! Как слоненок. Меня вообще-то Викой зовут, — представилась она, чуть скосив на него взгляд. И вжала палец в кнопку звонка. — Олька, открывай.

Ничего не произошло. Дверь не открылась.

— Да что за дела-то?! — Вика уперла в бока плотно сжатые кулаки, минуту подумала: — Сейчас. У меня где-то есть ее запасные ключи, майор Вишняков с восьмого этажа.

Она исчезла в своей квартире. Отсутствовала довольно долго. Так ему показалось. Вышла со связкой ключей.

— Тут ото всех квартир с нашей площадки, — пояснила Виктория, выбирая ключи. — В отпуск уезжаем. На дачу. Приходится друг другу цветы поливать, животных кормить.

— У Ольги есть животные? — изумился он.

— Нет у нее никого. У нее и цветов-то нет. Не приживаются. Она ведь колючка какая! — фыркнула Вика.

И непонятно было: осуждает она ее за это или, наоборот, восхищается.

Ключи подошли. Дверь открылась.

— Оля! Выходи! — громко позвала Вика, заходя в квартиру и приглашая жестом Вишнякова. — Мы уже тут!

А ему вдруг сделалось страшно. Вспомнилось ночное происшествие с девушкой студенткой, подрабатывающей в баре ночного клуба «Соломея». Что, если и Ольгу они сейчас обнаружат на полу в луже крови?! Он же себя тогда никогда не простит. Никогда не простит того, что не достучался вечером!

Свет горел во всех комнатах. Даже в санузле. А Оли нигде не было.