Лазарев заглянул сквозь запыленное окно внутрь. В темном холле валялось какое-то шмотье, стояли ведра, но признаков жизни тоже не наблюдалось. «Похоже, зря потраченное время», — подумал Владимир. Но он все-таки настоятельно постучал в дверь — никаких звонков или переговорных устройств, понятное дело, не было. На всякий случай разведчик решил осмотреться и обойти здание кругом. Но дойдя до торца, он понял, что сделать это не получится — с трассы к боковому гаражу центра вела огороженная высоким стеклянным забором дорога.

«Господи, кому понадобилось бы в этой глуши создавать свой офис, даже если бы не было никакого кризиса!» — удивился про себя Лазарев. Когда он уже собирался возвращаться к «Опелю», он вдруг обратил внимание, что вход в гараж, в отличие от всех окружающих объектов, не столь пылен, на нем отчетливо видны многочисленные довольно свежие следы шин. Это несколько меняло дело.

Лазарев снова вернулся к центральному входу и постарался повнимательнее рассмотреть внутреннюю обстановку холла. Прильнув к темному стеклу, Владимир достал айфон и набрал Малыша, дабы поинтересоваться его успехами в Амстердаме. Видимо, это и отвлекло его на минуту от того, что происходило за его спиной.

«Алё… Мы уже тут…» — раздался в трубке бодрый голос Малышева.

Владимир уловил в холле какое-то движение. Когда он понял, что это не тень в холле, а отражение подкравшегося сзади человека, было уже поздно. Лазарев попытался присесть и рвануть в сторону, но тяжелая гантель обрушилась ему на затылок. Все сразу исчезло — и тень, и голос Малыша, и нелепый офисный центр посреди зеленой пустыни…

Жуткая, тупая, ноющая боль — первое, что почувствовал Лазарев. Он не смог сдержать стона. Рядом раздались голоса, но смысл слов еще не доходил до Владимира. Затем последовал оглушительный гогот, отдававшийся страшным эхом в гудящем затылке, отчего разведчик снова застонал.

«Пить», — попытался сказать он, еще даже не открыв глаза. Но сам понял, что вместо этого прохрипел что-то нечленораздельное. Он попытался откашляться, но это отдалось еще более жуткой болью в голове. Его тошнило. Приоткрыв глаза, он понял, что все вокруг шатается и пляшет — настолько сильным было головокружение. Владимир хотел попробовать рукой затылок, основной источник боли, но руки не слушались. Чуть погодя, он понял, что прикован наручниками к стулу, стоящему посреди большого белого пустынного зала.

Рядом со стулом стоял небольшой легкий стол, на котором были разложены вещи Лазарева. Особенно выделялся разорванный, окровавленный парик — оценив его повреждения, разведчик предположил, что этот парик и спас ему жизнь, слегка смягчив удар тяжелой гантелью, которая тоже лежала неподалеку. На стол было вывалено содержимое его рюкзака, пиджака, бардачка «Опеля». Тут тебе и потертые карты автодорог, тут тебе и съемный диск с компьютера Саида, и неиспользованные мобилки, и разбитый айфон Малыша с извлеченной оттуда сим-картой — значит, надежда на то, что напарники найдут его благодаря этому смартфону, была напрасной. Тут же лежал разорванный надвое бельгийский паспорт. «Эх, коротка же оказалась жизнь Александра Петерса. Бедолага. Я-то хоть успел пожить в свое удовольствие…» — отметил про себя Лазарев.

Рядом с паспортом лежала массивная ручка. Та самая! Судя по тому, что она оставалась неразобранной, истинного предназначения данного предмета злоумышленники не осознали. При этом, отметил Владимир, следов его денег нигде не было — видимо, предназначение данного «предмета» они осознали очень даже четко.

Лазарев наконец нашел в себе силы осмотреться по сторонам. В комнате (точнее, в большом белом зале), кроме него, было всего двое — тот самый громила, который перерезал горло несчастному Заурову, и тот самый молодой оператор, который снимал убийство на камеру. Камера тоже находилась тут, причем она уже была установлена на треноге напротив пленника. Учитывая, что рядом лежали кинжал и оранжевый наряд узника Гуантанамо, Лазарев примерно смог предположить, что его тюремщики рассчитывали сделать с ним.

Открывшаяся перспектива, прямо скажем, не очень порадовала Владимира. Поэтому он попробовал оценить прочность наручников и стула. Обе руки были пристегнуты отдельным наручником к задним ножкам. Справа крепления стула оказались вполне надежными, а вот левая рука нащупала слегка шатающийся болт, соединяющий ножку и сиденье.

«Пить», — снова прохрипел Лазарев, стараясь выговорить это слово насколько можно отчетливее.

— Что? — молодой «оператор» подошел к пленнику поближе, разглядывая его с наглой улыбкой. — Что наш петушок кукарекует?

При ближнем рассмотрении парень оказался еще моложе, чем представлялось Лазареву: чуть за двадцать. Чисто выбритый, с отчетливо выраженными кавказскими чертами лица, скуластый, без бороды, без усов, с высоко забритыми висками и небольшим ежиком на голове.

— Воды, — прошептал Лазарев.

— Слюшай, может, тебе и шампанское, а? — наклонился почти к самому лицу Лазарева юнец.

Владимир понимал, что ему ничего не стоит налететь сейчас на этого парня и сбить его с ног. Но с накачанным громилой он вряд ли справился бы и со свободными руками. Тем более что у ног этого убийцы лежал автомат Калашникова. Сейчас Лазарев убедился, что чеченский здоровяк уступал в комплекции Малышу (в тени леса и в отсветах прожектора убийца казался гораздо выше), а в плечах был поменьше Самбиста. Но выпирающие мускулы выдавали в нем недюжинную силу. Видимо, дабы подчеркнуть это, бородатый силач постоянно поигрывал ими, разминая руки и периодически обнажая ряд золотых зубов на нижней челюсти.

— Глоток воды, — уже более ясно произнес Владимир.

Юнец, посмеиваясь, отошел от него возиться со своей камерой.

— «За все труды всего один глоток воды!» — начал громче декламировать пленник.

— Ты нам что, будешь стихи читать, что ли? — съязвил «оператор».

— «Один! Он полз. Глоток! Он рвался», — прочищая глотку, продолжал Лазарев.

Гигант не выдержал и, подскочив к стулу, нанес довольно мощный удар в грудь ногой. Владимир постарался смягчить столкновение, вовремя откинувшись вместе со стулом назад, но все равно сила удара оказалась такой, что стул вместе с его «пассажиром» отлетел на метр-другой. Пару минут Лазарев откашливался, пытаясь восстановить дыхание.

Гигант одной рукой поставил стул на место. Лазарев, отдышавшись, незаметно проверил крепление стула. Оно стало шататься сильнее, но все еще казалось прочным.

— «Воды! Он кровью весь истек! Нет, никому воды глоток с таким трудом не доставался!» — откашлявшись, как ни в чем не бывало, продолжил разведчик. За что снова получил не менее болезненный удар в живот.

— Эй, Пущкин, ты что, с умом сошел? Да он тебе сейчас весь башка отобьет, — сердито крикнул юноша. При этом он довольно властно начал что-то говорить верзиле на чеченском, постоянно повторяя слово «Умар». Лазареву показалось, что «оператор» напоминает своему огромному напарнику о необходимости дождаться предводителя. Бородатый силач, злобно глядя на жертву, поставил стул на место и отошел в сторону.