и оленьих же сапогах-«кисах». А русское население – геологи и нефтяники – раскатывали тут на гусеничных вездеходах…

Пассажирским паромом через трехкилометровый разлив Оби Инна переправилась на другой берег, в Лабытнанги, и за восемь рублей в кабине водителя грузовика «Урал-375Д», который огромными, в цепях, колесами кромсал оттаявшую заполярную тундру, добралась до ИТУ № Т/432 – лагеря, где сидел ее муж. По пути лихой оспатый водила в черной кожанке и собачьем треухе пытался дознаться, не продаст ли она ему финский сервелат или еще что из московских деликатесов («А сюда из Москвы все, кто к зэкам приезжают, сервелат им тащат, а ты ж московская, я по сапогам узнал!») Но Инна не раскололась: «Ты вези спокойней! Дорога ишь какая – лед сплошной!»

Огромный «Урал» привез ее к лагерной проходной, но не уехал – водитель, не выключая ревущий мотор, стал ждать «чем дело кончится» и не обломится ли ему «хоть палка сервелата».

На рев мотора на проходную вышел сам майор Удоев, и Инна сообщила ему, что приговор Борису Левину пересмотрен, дело прекращено за недостаточностью улик.

– А я ничо не знаю, – сказал Удоев. – Пока приказ не придет…

– Но в киевском КГБ мне сказали…

– Чё мне твое киевское ГБ?! – перебил Удоев. – Передачу можешь сдать, но пока не придет письменный приказ…

– Я жена! – сказала Инна. – Нам положено свидание.

– Свидание раз в год. А ты тут была зимой, полгода назад, – отмахнулся Удоев и ушел в лагерь.

За «полпалки» сервелата водитель «Урала» отвез Инну в вохровский поселок, где она сняла комнату в щитовом домике многодетного офицера-охранника. А опытный Удоев, на всякий случай, включил ночью «Спидолу», и по «Голосу Америки» узнал, что «после третьей голодовки жены “узника Сиона” Бориса Левина, под давлением мировой общественности и накануне встречи лидеров сверхдержав советские власти отменили его приговор, Левин должен выйти на свободу в ближайшие дни, до встречи Брежнева с Картером».

В семь утра, когда в сопровождении охраны и собак колонну заключенных выводили на работу, Инна увидела своего мужа. Но выйти к ней из колонны вохровцы ему не позволили, он лишь махнул ей рукой и вместе со всеми ушел в тундру стучать кайлом. Инна хотела пойти за колонной, но тридцатилетний старлей – дежурный по КПП – сказал ей негромко:

– Никуда не ходите, ждите Удоева. Сейчас приедет…

Видимо, и этот старлей слушал по ночам «вражеские голоса».

Через двадцать минут, действительно, приехал на «газике» майор Удоев и, увидев Инну, сказал ей не вчерашним, а совсем другим тоном:

– Приказа еще нет. Но мы тут не звери, даю вам свидание с мужем. Пошли со мной.

И через проходную привел Инну в «комнату для свиданий», которая была в том же помещении КПП. Комната была маленькая, с одним окошком, забранным стальной решеткой, но чистенькая – крохотный столик, два табурета, солдатская койка с соломенной подушкой и суконным одеялом. Из стены выступал полукруг теплой печки, которую топили снаружи, из коридора.

– Здесь можете подождать. Это вы сорок дней голодали?

– Я…

– Сейчас дневальный принесет вам чай и офицерский завтрак. Отдыхайте.

И, пряча глаза, Удоев ушел.

После рабочего дня Борис вернулся с колонной в лагерь и тут же направился в комнату для свиданий. Оба поразились, как изменились внешне, но постарались не показать этого. Крепко обнявшись, они, замерев, молча простояли в обнимку несколько долгих минут. Так Енисей сливается с Ангарой в единый поток, так родственные души срастаются в единую суть. Потом Инна сообщила Борису решение киевского Управления КГБ: она с детьми может уехать в Израиль хоть завтра, и Борис выходит на свободу, но Израиль ему не светит еще три года – у него секретность.

– Конечно, я им сказала, что никуда без тебя не поеду.

Борис попробовал возразить:

– Подумай о детях! Они уже травмированы моими арестами, угрозами ГБ. А разве не ради детей мы затеяли всё это?

Но Инна только отрицательно качала головой:

– Нет, ни за что! Без тебя не поеду…

– Если ты их не увезешь, где гарантии, что завтра Мишу снова не изобьют? Или Маришу? От Ищенко всего можно ожидать.

– Нет, даже не думай!

– А уехав, ты оттуда будешь добиваться моего отъезда…

– Нет, Боря. Я буду голодать, ты будешь голодать – они нас выпустят вместе…

Файл № 55. 2024 год, США

Генералу Дену Шифтеру, директору ЦРУ

Срочно, секретно

06/17/24

РАПОРТ

По сведениям нашего источника в Иерусалиме, вчера, 16 июня 2024, Генеральному инспектору израильской полиции поступила запись прослушивающей аппаратуры, тайно установленной в резиденции премьер-министра Мириам Новак ее личной парикмахершей. В 0:17 минут, в спальных покоях г-жи Новак состоялся ее разговор с мужем Гершем Новаком, дирижером Иерусалимского симфонического оркестра, вернувшимся в этот день из США. По словам источника, который видел эту запись, разговор был следующий:

МИРИАМ НОВАК:

– Барух ашем[15], ты вернулся. Устал?

ГЕРШ НОВАК:

– Очень.

МИРИАМ НОВАК:

– А на сцене ты выглядел молодцом.

ГЕРШ НОВАК:

– А ты смотрела концерт? Здесь же был полдень, разгар твоего рабочего дня!

МИРИАМ НОВАК:

– Если мой муж дирижирует в Линкольн-центре, как я могу не смотреть?

ГЕРШ НОВАК:

– Ну, и как тебе?

МИРИАМ НОВАК:

– По-моему, замечательно. Этот Залман Твери просто супер.

ГЕРШ НОВАК:

– Супер-то супер, но…

МИРИАМ НОВАК:

– Конечно, он не Ростропович. Слава был равен Шнитке и играл Концерт, который Альфред ему посвятил. А Залман этот Концерт исполняет.

ГЕРШ НОВАК:

– Вот именно. Слава был велик, а Залман просто супер.

МИРИАМ НОВАК:

– Но тебе не в чем себя упрекнуть. Оркестр был…

ГЕРШ НОВАК (перебивая, смеется):

– Тоже супер! Ладно, хватит о музыке. Ты не представляешь, что со мной делали американские журналисты! А всё из-за…

МИРИАМ НОВАК:

– Генетического оружия. А ты не представляешь, что со мной делают израильские журналисты!

ГЕРШ НОВАК:

– В номере я просто выдернул телефон. Но мобильный я не мог выключить – вдруг ты позвонишь…

МИРИАМ НОВАК:

– Я понимаю, дорогой. Меня тут тоже рвут на части. По-моему, мне уже позвонили все на свете – из Белого дома, с Даунинг-стрит, из Кремля и Пхеньяна!

ГЕРШ НОВАК:

– Все, кроме твоих братьев.

МИРИАМ НОВАК (после паузы):

– Ты думаешь?

ГЕРШ НОВАК:

– Ты тоже так думаешь. Просто не будем об этом говорить. Во всяком случае, в доме. И выключи свет. Я уже сплю…

Файл № 56. 1979 год, СССР. Москва, аэропорт «Шереметьево»

– Эй, вы! Как вас там? Фельдман? Идите к четвертой стойке,