в нашей историко-психологической литературе. Перед нами новый источник социально-психологических материалов, особенность которых состоит в их историко-этнографическом срезе. Этим определяется их неповторимость, уникальность, и это же обстоятельство ставит перед нами пока еще не решенную методологическую задачу разработки и введения этого материала в советскую этническую психологию. Эта задача выходит уже за рамки исторического исследования.

В условиях быстрого роста в России в середине XIX в. филологии, языкознания, народоведения новый немецкий «Журнал народной психологии и языкознания», который начали выпускать с 1859 г. немецкие ученые М. Лацарус и Г. Штейнталь, сразу привлек внимание русских исследователей. В том же году в русской печати появились сообщение о выходе журнала и краткое изложение программной статьи его редакторов «Мысли о народной психологии», а затем был напечатан и ее перевод в «Летописях русской литературы и древности, издаваемых Николаем Тихонравовым» (1859, т. 2, отд. 2, с. 44–60). Полный перевод был напечатан в «Филологических записках» (Лацарус, Штейнталь, 1864). Авторы полагали, что у каждого народа имеется свой особый склад мысли и чувств, народное сознание или народный дух. Поэтому, утверждали они, должна быть наука о народном духе, входящая в состав психологии, познающая дух народа, как познает индивидуальная психология, и открывающая те законы человеческого духа, которые проявляются там, где люди действуют сообща, как единство.

Существенным было то, что человек рассматривался предназначенным к общественной жизни, к сообществу. Утверждалась необходимость для его жизни общения. Предметом исследования объявлялся «дух совокупности». В трактовке Штейнталя и Лацаруса народная психология выступала как психология общественного человека. Общество, согласно их взглядам, возникало при делении человеческого рода на народы. По данному ими определению, «общество, образуемое народом, есть непременное, абсолютно-неизбежное условие существования для всякого индивидуума и, следовательно, самое натуральное из всех человеческих обществ, потому оно существеннее для науки, нежели какие-либо произвольные союзы, происходящие между людьми вследствие культуры» (Лацарус, Штейнталь, 1864, с. 88).

Следовательно, народная психология должна прежде всего объяснить человека, исходя из социально-психологической характеристики народа. Поэтому статья Штейнталя и Лацаруса, открывшая новый журнал, по сути дела предлагала изучение социальной психологии, народ же представлял для них отправную точку исследований. Идеалистические воззрения позволяли считать, что силы общества — духовного свойства, народный дух в обществе находится как душа в теле, а значит, определяет его действия. Таким образом, исследование народного духа открывало путь к изучению движущих сил общества, через психологию должны были познаваться законы общественного развития. История должна объясняться из всеобщих психологических законов. Новой дисциплине предстояло открыть законы человеческого духа, имеющие приложение там, где только совместно живут и действуют многие люди как некоторое единство.

Задачи народной психологии определялись так:

1) познать психологическую сущность народного духа;

2) открыть законы внутренней, духовной или идеальной деятельности народа в жизни, искусстве и науке;

3) открыть основания, причины и поводы возникновения, развития и уничтожения особенностей какого-либо народа.

Такая характеристика новой науки налагала на нее определенные обязанности — она должна была быть объяснительной наукой по отношению к другим наукам о духе, в том числе к языкознанию, истории, литературе, праву.

Элементами народного духа, по определению Штейнталя, являются язык, мифология, религия, культ, народное творчество. Первое место среди этих элементов принадлежит языку, поскольку он является всеобщим духовным органом; через слово происходит «единение в духе», поскольку во взаимном понимании говорящего и слушающего вырастает сознание и пробуждается чувство одинаковости того и другого. Такое воздействие возможно благодаря особенности языка, заключающейся в том, что он запечатлевает миросозерцание народа и в то же время сам есть отпечаток созерцаемой деятельности.

При всем отличии элементов народной психологии от индивидуальной она мыслилась как продолжение ее. Речь шла об изучении тех же процессов, которые присущи индивиду. Обоснование этого методологического принципа, поскольку он направлял весь анализ собираемых фактов, заключалось в том, что дух живет только в индивидах и не имеет существования вне индивидуального духа. Отсюда следовал вывод о том, что и народная психология должна изучать те же основные процессы, что и индивидуальная психология. Согласно принятой схеме разделения психических процессов — чувства, воля, мышление — происходило распределение общественных форм сознания. Религия относилась к чувству, мифология к мышлению, народное творчество к воображению и т. д. Народный или совокупный дух раскладывался на элементы, и начиналась группировка этих элементов.

Несоответствие между принятой схемой индвидуальной психологии и поставленными социально-психологическими задачами приводило ко многим неразрешимым трудностям. Одной из них был вопрос о применимости интроспективного метода. Новым было предложение об исследовании народной психологии путем изучения отложившихся в языке форм мировоззрения народа. Но этим не охватывались поставленные задачи.

Впоследствии историк и социолог Н. И. Кареев писал о статье Лацаруса и Штейнталя, что, по их мысли, психология народов должна была сделаться своего рода абстрактной теорией исторических явлений. Но это направление получило одностороннее развитие: психология народов предлагала изучать не процессы, а только результаты психического взаимодействия — язык, мифологию, поэзию, религию и т. п., мало интересуясь явлениями социальной организации (Кареев, 1913, с. 111).

В 1886 г. В. Вундт напечатал статью «О целях и путях этнической психологии», а потом выпустил обширный труд «Психология народов». В чем же состояли изменения, которые Вундт считал нужным внести в этническую психологию? Прежде всего этническая психология включалась в общую систему психологии, которую разрабатывал немецкий ученый и которая на какое-то время заняла господствующее положение в мировой психологической науке. В системе Вундта психологическая наука распадалась на физиологическую психологию и историческую психологию. Последняя должна была изучать историю человеческой культуры с целью познания высших проявлений психической деятельности человека. Здесь и было уготовлено место психологии народов.

Те изменения, о которых говорил Вундт и которые он оценивал как принципиальные, касались замены гербартианской психологической теории вундтовским учением об апперцепции, ассоциациях и волевых действиях. На место гербартианской общности представлений становится вундтовская общность воли. Одна психологическая теория заменялась другой, построенной в тех же пределах интроспекционизма. В отношении этнической психологии сохранялась та же посылка — принципы объяснения народного духа как множества единичных душ оставались те же, что и в единичном сознании. Подобно тому как в индивидуальной психологии считались необходимыми разложение сознания на элементы и выяснение их связи и способов группировки, подобно тому как элементы представлений и воли относились к сложным представлениям и волевым действиям, в народном духе соотносились единичные души, представляющие совокупную личность, самостоятельное волевое единство. В народную психологию переносились законы индивидуальной психологии, которые трактовались согласно вундтовскому учению, следовавшему установкам ассоциативной психологии; вместе с понятием апперцепции и трактовкой воли в нее привносилось представление об активности душевной деятельности.

Принятое положение не означало, однако, что за этнической психологией не признавалось собственной области исследования. Такой областью Вундт считал