— Уходить пора. Чтобы никаких следов не осталось, — приказал вождь.

Бату опустил взгляд вниз, медленно подошёл к беспробудному Мирославу, пнув его в бок сапогом. Нагнулся, подобрал меч, примерился к его весу.

— Здоровый, — отозвался кто-то.

Вождь бросил на того уничтожающий взгляд, подхватил одежду Мирослава и бросил её на тлеющую золу. Рубаха быстро занялась, задымилась и полыхнула. Повернувшись к своим воинам, велел:

— Вяжите его. А вы двое, — указал он на тех, кто пленил девиц. — Кур этих в лагерь везите, — безразлично добавил он, направился к лесу, а следом и часть его отряда.

Дальше Влада не видела, что было с Мирославом. Тать потащил княжну через капище и выпустил только лишь для того, чтобы рвануть за волосы, поволок в чащобу. Следом другой веренег тянул за собой упирающуюся Купаву.

Ноги отнимались, так трудно было поспевать за татем. Ветки скребли по лицу, больно дёргали волосы. Влада то и дело спотыкалась о корни и кусты дикой малины, что царапали лодыжки и кололи ступни. Душегуб с силой тащил её, испуская проклятия — Влада ничего не чувствовала. Ждало их рабство, или же станут они прислуживать веренегам, ублажать их. Если с ней и Купавой было всё понятно, куда их ведут, то с Мирославом что будет? Ясно одно — убивать его не станут. Но что будет дальше? Выкуп? Колючая дрожь встряхнула.

Тать, наконец, остановился, толкнул к другому, тот перехватил Владу за шею, сжал крепко — не вздохнуть. Сняв с седла верёвку, душегуб забрал Владу обратно. Завёл руки её за спину, быстро связал, не забыв закрыть и рот сальной и потной тряпкой. В стороне всхлипнула Купава.

«Как же она попала им в лапы? Где был Добран? Купава же с ним была».

В голове Влады путалось всё, и как ни старалась, не понимала, как могло случиться такое, не укладывалось в голове.

«Неужели убили сына боярина?»

Влада не успела подготовиться, как жилистые руки подхватили и грубо перекинули через седло, прямо на колени татя. Она больно ударилась рёбрами и животом о тупые углы луки седла. Вскрикнула, но получилось только невнятное мычание.

— Тише ты, кобыла. А не то косу отрежу, — пригрозил тать.

Влада затихла. Более уже и не видела ничего окромя травы.

Ехали они через лес неимоверно долго. Всё тело Влады одеревенело, ног она уже давно не чувствовала, как и рук, что стягивали тугие путы. Попыталась ими шевелить, сжимая и разжимая пальцы, чтобы хоть как-то разогнать по жилам кровь. Голова начала раскалываться, стучало в висках, но путь их так и не кончался. Влада проваливалась в темноту, или ей казалось это, и она просто теряла сознание. Но когда открывала глаза, всё ещё стояла ночь. Вдохнув запах конского пота и сырой земли, ощутила, как сильно замёрзла.

«Знать утро близится…»

И снова дорога да беспроглядная тьма.

Очнулась Влада от бурлящего шума и сквозь боль в голове различила клокочущие звуки воды. А затем чувствительность прихлынула к ней, и Влада ощутила, как лицо обдало свежей прохладой. С трудом разлепила ресницы. Белый свет тут же ударил в глаза, что она вновь зажмурилась, часто и быстро поморгала. И, превозмогая резь в глазах, разглядела восходящую зарю над быстротечной рекой с пологими каменистыми берегами, поросшими ельником. Влада обнаружила, что сидит прямо на земле, на клочке травы, привалившись к холодному камню. Дёрнула плечом — за спиной руки всё ещё связаны путами, а на лице всё та же зловонная повязка. Её затошнило, страшно хотелось пить. Пошевелилась, но каждая часть тела лишь отдалась тянущей болью, шея затекла, как и ноги. Влада застонала тихо.

«Купава!»

Вспомнив о подруге, заозиралась в поисках и нашла.

В белёсой мгле тумана Влада разглядела, как здоровенный тать навалился на Купаву сверху, пытаясь усмирить брыкающуюся девку. Влада подалась вперёд, но только повалилась на бок — ноги её не послушались. Она подняла голову, снова посмотрела в ту сторону, слыша от земли скрежет щебня. Река шумела, и ветер порывами доносил крики Купавы. Подруге всё-таки удалось высвободиться — руки той, слава богам, были распутаны. И Купава, растрёпанная, в порванном, когда-то нарядном опашне стремительно ускользала к реке. Сердце Влады возликовало, она хотела было прочесть заговор, чтобы помешать татю догнать подругу, да повязка не позволила чётко проговорить слова. Но душегуб, и без того неожиданно споткнулся, кувыркнулся и с воплями скатился в воду. Тогда раздался гогот другого, и Влада вздрогнула от неожиданности. Только сейчас заметила, что второй веренег, который вёз Владу, мирно сидел подле небольшого костра, поджаривая на ноже жирного окуня.

Купава тем временем всё глубже уходила в воду. Течение, было, понесло её в сторону, но веренег неумолимо настигал девицу.

— Хватит терзать девку! — крикнул со смешком душегуб, переворачивая шипящую на костре рыбу. — Нам ещё в лагерь её надо доставить.

В груди так и оборвалось, когда тать всё же настиг-таки Купаву, окунул в воду, мол, чтоб неповадно было сбегать. Влада отчаянно забилась в путах — ведь не поможет никто, не остановит.

Затрясшись от бессилия и безысходности, Влада закрыла глаза и отвернулась, всхлипнула, а когда повернулась обратно, Купавы уже и не было, и где-то в потоках мелькнули рыжие локоны. А душегуб медленно выходил из воды. Не поверив глазам, Влада, всё неподвижно смотрела, умоляя Купаву вынырнуть, но та так больше и не появилась. Глаза жгли слёзы и ветер, и, если бы не повязка, завыла бы в голос от всеобъемлющей тоски, что поглотила её целиком. Влада повалилась на камни и беззвучно зарыдала.

— Унур, мы тащили её столько времени, чтобы утопить её? Хороший бы с неё барыш взяли. А теперь что? — спросил равнодушно тать, впиваясь зубами в горячую, исходившую паром мякоть рыбы.

— Это бешеная лисица. Едва руку мне не откусила. Кому будет нужна зараза такая? — ответил со злом Унур, стягивая мокрый зипун, долго ковыряясь в мешках, извлекая сухую одёжу.

Облачившись и подпоясавшись, присел на бревно рядом с костром. Соплеменник только скосил на него недовольный взгляд, хмыкнул и протянул рыбу. Унур схватил нож, жадно оттяпал кусок белорыбицы, стал жевать, обжигаясь. Потом вдруг опомнился, вернул окуня и, обтерев руки о штанины, медленно поднялся. Прямо смотря на пленницу, зашагал к ней. Влада быстро села, стала отползать, пока не упёрлась в холодный камень, подобрала ноги.

Приблизившись, тять навис сверху, смотрел долгим взглядом, пока глаза его не полыхнули вожделением.

— Белые женщины очень хороши, — он потянул блестевшую от жира руку к растрёпанным волосам Влады.

Она шарахнулась от него, как от аспида.

— Унур! — окликнул его друг, поднимаясь. — Свою добычу ты сгубил. Так что жди очереди, я первый.

Рослый тать приблизился, толкнул Унура, тот встрепенулся, но понял свою оплошность, бросил на Владу горящий взгляд, нехотя поплёлся к костру.

Черноусый душегуб присел на корточки и, заглядывая Владе в глаза, спросил: