Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ральф Эллисон слушал Кена со все возрастающим пониманием. Воображаемые друзья – это нормальная часть взросления многих детей. Зачастую ребенок пытается вовлечь в свои игры и родителей, требуя один пирожок для себя и один для друга. Или хочет, чтобы у воображаемого товарища было свое место за обеденным столом. В любом случае дети понимают, что все это понарошку. Воображаемый друг никогда не станет настолько реальным, что ребенок будет ощущать его физическое присутствие, как происходит с реально существующими сверстниками.
Некоторые дети, придумывающие себе друзей, чудовищно одиноки. Нередко они подвергаются оскорблениям, как психологическим, так и физическим. Им не разрешают приводить в дом обычных друзей или же устанавливают для гостей чрезвычайно строгие правила поведения. Воображаемый товарищ становится более реальным. Довольно скоро он оживает в сознании ребенка. И часто совершает поступки, которые самого ребенка пугают. К примеру, если отец бьет сына за любовь к цветам, ребенок может превратить воображаемого друга в «реального» мальчика, который восхищается нежной красотой одуванчика или розы. Тогда отец сможет обидеть лишь вымышленного ребенка, но не настоящего.
В некоторых случаях по мере взросления образ воображаемого товарища становится неизменным, застывшим. Постепенно выдуманный друг становится реальной личностью, живущей в голове ребенка. В психологической терминологии это известно как ригидное эго-состояние: отдельная личность с собственными воспоминаниями и собственным моральным кодексом, зачастую совершенно непохожая на создавшего ее ребенка. В детском сознании складывается новая личность. История, которую доктор Эллисон услышал от Кена Бьянки, мысленно вернувшегося в девятилетний возраст, похоже, описывала превращение вымышленного друга во вполне реального.
– У Стиви есть дом? Дом, где он живет? Где этот дом?
– Стиви живет со мной.
– У него есть своя кровать, или одежда, или шкаф?
– Он спит в моей постели. И носит мою одежду.
– В одежде у него не такие вкусы, как у тебя?
– Ага, немного другие.
– И какие же отличия у вас в одежде?
– Он не заправляет рубашку в брюки, как всегда велит нам мама, ему нравится носить навыпуск.
Для доктора Эллисона прозвенел еще один звоночек. Очевидно, Кену приходится быть хорошим мальчиком. А его воображаемый друг – бунтарь. Мама требует, чтобы Кен одевался как положено. А Стиви носит рубашку навыпуск, чего Кен никогда не посмеет сделать. Естественно, мать увидит это и захочет наказать Кена, но он сможет свалить вину на Стиви, вымышленного товарища, который уже ведет собственную жизнь.
– А ты предпочитаешь заправлять? – спросил доктор Эллисон.
– Ага. Так хочет мама. Она всегда говорит: заправь рубашку.
– Хорошо. Чем еще Стиви отличается от тебя?
– Он свободный. Мама не может его и пальцем тронуть.
– Разве мама его когда-нибудь видела?
– Нет, это наш маленький секрет.
– Значит, она никак не может его наказать, верно?
– Никак. Он это тоже знает.
– Еду Стив тоже предпочитает другую? Он ест вместе с тобой?
– Ага, но школу мы оба терпеть не можем. В школе так скучно. Стиву всегда хочется смыться и пойти играть, и мне тоже. Играть куда веселее.
– А играть интереснее с мальчиками или с девочками?
– Мне – с мальчиками.
– Почему?
– Девчонки слишком привередливые. Вообще они ничего, просто очень слабенькие.
Доктор Эллисон заговорил с Кеном о смекалке. Выяснилось, что Стиви сообразительнее Кена. Врач спросил, почему Бьянки так решил.
– Кажется, будто Стив всегда раньше меня знает, что должно случиться.
– Он предупреждает тебя об опасности или неприятностях?
– Иногда. Он может угадать, когда мама начнет злиться.
– А ты не можешь?
– Обычно нет. Я тупица.
– То есть тебя, как правило, застают врасплох, верно?
– Ага, и тогда мне здорово достается.
Заговорили об играх, и Кен упомянул, что Стиви обожает подшучивать над людьми:
– Ему нравится прятаться за деревом вечером, когда уже стемнело. И если мимо проходят какие-нибудь ребята, он выскакивает и пугает их. Совсем чокнутый.
– А тебе это нравится? Ты бы мог устроить нечто подобное?
– Нет, на это интересно смотреть, но сам я не хочу так делать. Пугать людей не так уж весело.
И снова Эллисон отметил, что Кен предпочитает оставаться наблюдателем, а Стиви совершает поступки, которые можно счесть дерзкими или дурными.
– А ребята действительно пугаются, когда он так делает?
– Ну конечно.
– Они ходят к твоей маме жаловаться?
– Нет, никогда.
Затем Эллисон решил вновь переместить пациента во времени, чтобы узнать о травмах, полученных в более позднем возрасте. Из предыдущих заключений он выяснил, что в тринадцать лет Кена сразила потеря отца. Пока Бьянки все еще находился под гипнозом, Эллисон предложил:
– Теперь начинай взрослеть; тебе сейчас девять лет, отсюда я и начну считать: девять, десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать. Сфокусируйся на тринадцати. Я хочу, чтобы ты рассказал все, что можешь, о своих проблемах в тринадцать лет. Где ты, Кен? Где ты живешь? Что ты делаешь?
Кен сообщил, что живет в Рочестере на Джей-стрит. Он только что окончил восьмой класс, но с успеваемостью у него не очень. Врач спросили, что его беспокоит.
– Мама и папа, – признался Кен. – И соседи сверху. Соседи сверху вечно ругаются. И мама с папой тоже. Весь этот дом… все только и делают, что ругаются. Люди сверху постоянно ссорятся с моими родителями.
– Тебя это как-то затрагивает?
– Меня с души воротит. Противно, знаете ли, когда все вокруг беспрестанно собачатся.
Кен рассказал, что во время ссор он тихонько сбегает из дома и отправляется гулять. Ходит в гости к друзьям. Затем доктор Эллисон спросил про Стиви. Когда Кен ответил, что Стиви все еще здесь, врач поинтересовался, как он поживает.
– Он на меня сердит.
– За что?
– Он не понимает, как я все это выношу. Всю эту ругань. И почему я еще не сбежал. Думаю, мы со Стиви теперь уже не лучшие друзья.
– Что же случилось с вашей дружбой?
– Не знаю. Я редко вижусь со Стиви. Мы вроде как разбежались.
– Куда он ушел?
– Далеко.
– У вас была прощальная вечеринка или… он уехал на корабле, в самолете или в машине…
Психиатр пытался выяснить, куда именно исчез Стиви: действительно ли Кен ощущал его физическое отсутствие, или же воображаемый приятель всего лишь удалился в другую часть его сознания? Он не мог задать такой вопрос Кену напрямую, не подведя его к ответу.