Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нашла оберег?
Джинна выпрямилась, покачала головой, протянула камень на раскрытой ладони. Сверху было полное впечатление, что он дырявый, но отверстие кончалось где-то на середине толщины… Долго этому камню еще лежать на границе прибоя, чтобы стать настоящим амулетом.
Грейслин взял камень с руки, бросил в волны. А когда поглядел Джинне в лицо, увидел, что она беззвучно плачет.
— Ты что? Что с тобой?
За все время их знакомства он, кажется, только однажды видел Джинну плачущей: когда пришлось усыпить ее любимую собаку, немецкую овчарку Тролля.
— Что случилось, милая?
Джинна всхлипнула, утерла нос бумажной салфеткой.
— Ничего. Пойдем…
И только через несколько минут перестала всхлипывать и сказала грустно:
— Жаль мне этого мальчика… Он не такой был, как все.
«Какого мальчика?» — вертелось на языке у Грейслина, но он не стал спрашивать — сам ведь прекрасно знал какого…
Или можно было еще сказать что-то вроде того, что, мол, ты же сама говорила: то, что за пределами наших отношений, мы с тобой не обсуждаем! Сказать так было бы вполне справедливо, но Эдвард ясно чувствовал, что эти слова обидят Джинну, а обижать ее он не хотел.
И вот он шел молча, глядя, как тускнеет горизонт и над дальним силуэтом грузового корабля наливается белым светом луна.
— Я знаю, за что его убили, — вдруг сказала Джинна. — Он что-то знал, чего даже я не знаю. — Помолчала немножко и прибавила: — Он был такой… бесхитростный, что ли. С ним все делились. А он ведь готовился стать хорошим психологом. И он умел из обрывков фраз и фактов создавать цельную картину… Ты понимаешь, что я говорю?
— Понимаю. — Грейслин глядел на луну. — Сожалею о твоей утрате.
А про себя добавил искренне: «Но я по этому поводу никаких страданий не испытываю».
* * *
Допрос Санчеса Рамиро шел уже пятый час, вел его Крис, сотрудник О’Рэйли.
— Все отрицает, в убийстве начисто не признается, — доложил он Лайону, выйдя из комнаты. — Но что-то у него нечисто, сто процентов.
— Ладно, отдыхай, — отпустил его О’Рэйли. Зашел к Потемкину:
— Шеф, вы просили напомнить насчет Рамиро.
— Ага… — Потемкин положил телефонную трубку. — Ты уже обедал?
— Не хочется пока.
— Ну пойдем, побеседуем.
Санчес Рамиро глядел на двоих вошедших выжидательно. Он устал от допросов, устал от неопределенности. Он знал по опыту колумбийской молодости, что, когда полиция что-то хочет тебе доказать, разубедить ее трудно, будь ты хоть ангелом во плоти. А Санчес Рамиро никогда ангелом не был.
— За что вы убили Мартина Дэвиса? — спросил, усевшись за стол напротив Рамиро старший по возрасту и, видно, по званию. Тот, второй, помоложе, что привез Рамиро сюда, встал за спиной задержанного. Это было неприятно — пока здесь Рамиро никто и пальцем не тронул, но враждебное присутствие за спиной всегда опасно — Рамиро с детства было знакомо это чувство.
— Я уже сказал вашим — я никого не убивал. — Рамиро отвечал устало, но не враждебно. С этими нельзя враждовать. Прав или виноват — ты в их руках.
— Давай по-взрослому, Санчес. — Старший, со шрамом на щеке и раздвоенным подбородком, светловолосый, но с темными бровями и усами, говорил без всякого нажима, будто читал из газеты совершенно неинтересный текст. — В ночь убийства ты привез на кладбище транзитный груз. Пока Эрик Редвуд его оформлял — отправился на патрульный выезд с Мартином Дэвисом, так?
— Так.
— Через час ты вернулся в морг. Забрал у Редвуда подписанные бумаги, опечатанный груз — и уехал. Верно?
— Верно.
— Вскоре после того, как ты покинул территорию, Редвуд обнаружил возле церкви Святой Энн труп Мартина Дэвиса.
— Он мне сказал на следующий день, что у Мартина, видно, был сердечный приступ. У него сердце больное.
— Предположим. Но если допустить, что это все-таки убийство, то сделать это было некому, кроме вас двоих: значит, это сделал либо Эрик Редвуд, либо ты. Логично?
— Я не делал. Что там Эрик — понятия не имею. Я никому не судья.
— Никто из нас, Рамиро, никому не судья, пока людей не убивают, — неожиданно раздалось за спиной, и Санчес вздрогнул от неожиданности. — Тебе ясно говорят — кроме вас двоих, никто убить не мог, ведь так?
Рамиро безнадежно пожал плечами и повторил тупо:
— Не убивал я его.
— Я тебе раскрою секрет, — продолжал старший из допрашивающих, глядя на Рамиро в упор. — Дэвиса убили ядом. Очень редким и страшным. Для этого яда применяется специальный шприц. — Он сделал паузу, глядя на Санчеса. Никакой реакции. — Вот такой шприц…
Потемкин достал из кармана полиэтиленовый пакетик с плоским круглым шприцем диаметром в квотер[4]. — Знакомо тебе такое? — Он снова поглядел на Санчеса и улыбнулся: — Ну, вот видишь, вспомнил! А вспомнить этот шприц может только тот, кто им пользовался. Этот шприц и его содержимое в аптеке не купишь…
— Я не убивал, — сказал Рамиро еле слышно.
— Зря ты! Ты же ясно показал, что знаешь этот шприц! Чего ты сейчас станешь нам голову морочить? — Потемкин взял пакетик двумя пальцами и покрутил его перед глазами задержанного. — А впрочем, хоть морочь, хоть не морочь… Я тебя должен огорчить: на этом шприце, которым совершено убийство, есть твои отпечатки пальцев. И этого для присяжных совершенно достаточно. Так что помни — речь идет об убийстве первой степени. То есть мы с тобой обсуждаем в буквальном смысле слова твою жизнь или смерть. Так что сам решай…
— Он мне показывал этот шприц и давал в руках подержать, это правда. Он говорил, что есть ситуации, когда воспользоваться этим шприцем — единственно правильное решение, чтобы самому уйти, но обеспечить семье нормальную жизнь. Это тоже было. Но я не убивал…
— Уже теплее… — сказал Потемкин равнодушно. — Говори теперь: кто он и какие такие страшные тайны ты должен хранить, чтобы ни в коем случае не быть арестованным и не раскрыть ужасные преступления. Эти шприцы дают разведчикам, которые работают в тылу врага. Но ты же не разведчик…
* * *
Дома Потемкин залез в свой любимый халат, затопил камин, раскрыл балконную дверь. Кроссворды сегодня решать не стал и за компьютер садиться — тоже. Сегодня не надо было давать себе разгоняться, как самолету на взлетной полосе. Сегодня надо было притормозить потихоньку и поглядеть, все ли сделано правильно, нет ли где прокола…
Сейчас придет Лайон — надо проверить с ним вместе каждый шаг. А уж вечером вернется Хопкинс — к тому времени можно будет уже говорить уверенней…
О’Рэйли, как всегда, появился минута в минуту. И с новостями.