На протяжении всей этой тирады я сохраняла безукоризненно хорошие манеры. Отвечая обидой на обиду, никогда не победить. И даже ее выпады в сторону моей семьи и моих моральных устоев не вызвали ожидаемой ею реакции. Усвоив однажды, что в битвах побеждает жесткий контроль над собой, я теперь иногда и сама поражалась собственному самообладанию.

– Вы позорите свое прославленное имя.

Не отвечая, я сделала еще серию идеально точных стежков на поясе, который расшивала.

– Вам что, нечего сказать?

– Я подумаю над этим, миледи. – Улыбка у меня получилась тоже идеальной.

В итоге вдовствующая графиня оставила свои потуги заклеймить позором мою бедную голову, поскольку я так и не доставила ей удовольствия какими-нибудь легкомысленными ответами, за которые она могла бы ухватиться.

Уилл же просто старался не попадаться ей на глаза, и это было мудро с его стороны.

А что же король? Впервые в жизни я на себе почувствовала всю тяжесть бремени королевской немилости. Король был чрезвычайно недоволен. Он сам способствовал нашей с графом свадьбе, а теперь два самых многообещающих его молодых рыцаря вдруг сделали его предметом насмешек, и весь двор посмеивался над этой прискорбной ситуацией. А факт выкупа Эдуардом прав на французского коннетабля и великого камергера неожиданным образом стали тем deus ex machina[18], который дал Томасу возможность немедленно отправиться в Авиньон, чтобы разрушить брак, который король лично благословил. Да, он мог отказаться платить, мог отозвать свое предложение, но все мы хорошо знали короля. Из-за такого поступка он мог показаться скупым, строптивым и бесчестным. А это злило его еще больше, грозя хитросплетением новых сложностей. Но разве он не оказал нам с Уиллом честь своим присутствием на свадебной церемонии? Разве не обеспечил нас доходом, позволяющим молодой счастливой паре жить в роскоши? Теперь я не раз ловила тяжелый хмурый взгляд Эдуарда, брошенный в мою сторону.

– Чего стóит ваша королевская кровь, кузина? – вопрошал он. – Вас воспитывали, чтобы ваше поведение было предсказуемым. Я чувствую, что вам стыдно.

Если под злобными стрелами графини Кэтрин я терпеливо молчала, то с Эдуардом делать этого не собиралась. Несмотря на то, что он мой король, я горделиво подняла подбородок и посмотрела ему прямо в глаза.

– Я не чувствую никакого стыда, потому что мне нечего стыдиться. Во всем этом деле именно со мной обошлись дурно.

– И все же я до сих пор не могу поверить, что никто не счел нужным рассказать об этом мне, – сердито проворчал он в очередной раз.

Королева Филиппа сожалела о происшедшем, но в ее упреках в мой адрес звучали непривычные стальные нотки, перекликавшиеся, к сожалению, с интонациями ее мужа.

– Как вы могли так поступить, Джоанна? Как вы могли повести себя столь легкомысленно и вопреки всем принципам вашего воспитания у меня? Я чувствую себя пристыженной, что вы так мало усвоили из того, чему вас учили.

Столько позора! В тот момент я также очень сожалела о случившемся. В глазах королевы стояли слезы, и мне было крайне неприятно быть их причиной, потому что ее любовь ко мне была всеохватывающей и не знала границ. Но я отбросила мысли о позоре в сторону, поскольку не чувствовала себя виновной.

– Я полюбила его, – сказала я, повторяя простой довод Томаса. Сколько раз мне еще нужно будет заявить об этом публично? И уж королева Филиппа должна была меня понять. – И до сих пор люблю. – Ей была известна власть этого чувства. Она влюбилась в Эдуарда с первого взгляда еще совсем юной девушкой, встретив его при дворе своего отца, а потом горько рыдала при его отъезде, считая, что больше уже никогда не увидит его. Это была очень красивая история. Конечно, она должна была понять меня.

Но я напрасно рассчитывала на понимание королевы.

– Люди нашего положения иногда обязаны отодвинуть любовь на второй план.

Я уже открыла рот, чтобы ответить ей. Сама-то она свою любовь никуда не отодвигала, и ее родители поддержали ее союз с наследником трона и будущим королем Англии, тогда как моим выбором в этом плане я похвастаться не могла. В свете чего я предусмотрительно решила сдержаться.

– Простите меня, мадам, если разочаровала вас.

– В сложившейся ситуации я даже не вижу для вас какого-то счастливого исхода. Как все это может быть улажено? При данных обстоятельствах удовлетворительного брака у вас ни с одним из них просто не может быть. Вы всегда были своевольной девочкой, – раздраженно закончила она.

С этим, конечно, не поспоришь.

Тут я встретилась глазами с Изабеллой, которой уже исполнилось полных пятнадцать.

– Да, должно быть, ты таки влюбилась, раз повела себя так иррационально. Потому что иррациональности за тобой никогда не замечалось, Джоанна. – Она опустила свою лютню, на которой играла бессвязно, хотя и очень искусно, и, сцепив пальцы в замок, принялась рассуждать. – Лично я не возьму в толк, как ты могла сделать такой выбор, хотя он действительно очень привлекательный, а его шелковая повязка на глазу выглядит ужасно романтично. Вот только когда он снял ее, под ней открылся страшный шрам. – Она скорчила смешную гримасу. – Не думаю, чтобы сэр Томас хотя бы догадывался о существовании такого понятия, как романтическая любовь. Он тебе стихов не читал?

– Нет.

На данный момент поэзия не имела большого значения ни для Томаса, ни для меня, но да, действительно, вкусы его очень отличались от вкусов героев рыцарских баллад. Он больше разбирался в том, как успешно вести осаду городов. С другой стороны, склад ума Уильяма также не отличался литературной направленностью.

– Хотя Уилл тоже не читал, – призналась я.

– Уилла ты, по крайней мере, можешь этому научить. Он намного более податливый и с хорошими манерами.

– Вот и выходила бы за него!

Потеряв терпение, я опустилась рядом с ней на пол в обрамлении своих шелковых юбок.

– О нет, – совершенно серьезно ответила Изабелла. – Уильям не горячит мне кровь. А от того, за кого выйду я, меня должно буквально бросать в жар. – Взгляд ее скользнул в сторону королевы, которая неодобрительно прищелкнула языком. – Я никогда не выберу того, кто вам не понравится, маман. Или изо всех сил буду стараться этого не сделать. – Она начала дергать за струны лютни, вызывая резкие негармоничные звуки, пока я не остановила ее, положив ладонь ей на пальцы. Вздохнув, она продолжила: – Джоанна, быть графиней Солсбери намного лучше. Я бы никогда не вышла за сэра Томаса, да еще среди клеток с соколами. Вся эта пыль, насекомые… – Накануне ей удалось вытащить из меня совершенно неромантические подробности моей первой свадьбы. – Никогда бы не подумала, что ты способна на такое. Наверное, ты сделала это потому, что знала – твоей матери это точно не понравится.