здоровым! Бог, я так ее люблю, пусть она будет только моей! Я вам что — лампа Аладдина, что ли? А вы сами?! Кто вы?! Мои личные тамагочи? Хочешь быть тамагочей, вашество? Я тебя буду кормить, поить, развлекать — все твои потребности удовлетворять… пока не сдохнешь. Хочешь?

Я подавлено молчал.

— У вас всё есть! Всё, что нужно, чтобы жить интересно и счастливо. Да, вулканы бывают… цунами еще… Но в остальном — всё в ваших силах! Дерзайте! Растите!

Наступила пауза. Даже богам после длинных речей нужно перевести дух.

— Вот что, Сухов… Сухоруков, пулемет я тебе не дам. Придется самому. Но и совсем одного не оставлю. Ты только главное скажи: ты в игре?

— В игре?

— Не цепляйся к словам: обычная божественная профдеформация. Меня волнует, кто выйдет сегодня из ворот этого храма: купающаяся в жалости к себе тряпка или готовый на действия человек.

И вот тут я впервые ощутил на себе его дыхание. Нет, скажу иначе: ощутил дыхание бога. Потому что это было… это было необычно и сильно. Вот так же, как и звучит. Дыхание Бога. Какие-то новые ощущения стали наполнять меня. Бесконечная тоска никуда не ушла, но она словно стала камнем, который обрамила крепкая металлическая оправа. Я сам наполнился металлом. Крепкой сталью.

— Я готов на действия. Ты прав… Кем бы ты ни был.

— Уже лучше, — хмыкнул хриплый голос. — Расскажи-ка мне об этих действиях. Что ты собираешься делать?

Я растерянно молчал. Идей не было.

— Надеюсь, в твои планы не входило пойти, взять эту жуткую обсидиановую лопату и, яростно размахивая, крошить черепа направо и налево? Покуда тебя самого не завалят.

Кажется, мое лицо стало краснее обычного.

— Ну, давай! Начни ужеиспользовать свое главное оружие. Вернее, единственное, что тебе удалось захватить с собой — мозги включай! Что ты вынес из случившегося?

— Никакой власти тут у меня нет, — начал я, играя желваками. — Я это давно понял, да забывать начал. А мне напомнили. И решили запугать.

— Именно! Тебя решили запугать! Значит, что нужно сделать?

«Глотки им вскрыть!» — колотилось у меня в голове. Но я сдержался.

— Надо испугаться. Надо всем видом показать, что мне страшно. Что они добились своей цели. Чтобы они расслабились. Чтобы дали мне время стать сильнее. И ударить.

Золотой Змей молчал. Но я понимал, что это за молчание. Не будь башка деревянной, она бы сейчас довольно кивала.

— Кто мог приказать убить Соловушку?

— Много кто. Мясо мне уже накидал возможные варианты.

— Какой надо сделать вывод?

— Не верить никому! Потенциально — каждый враг! Нужно усыпить их бдительность.

— Как?

О! Это уже игра на моем поле.

— Простые правила: соглашаться и поддакивать, восхищаться мудростью, делать вид, что мне важно их мнение.

— Делать вид! — оживился Червяк. — Именно! Обмани их! Они хотели напугать тебя — сделай вид, что ты напуган. Поддакивай, соглашайся, подчиняйся.

Бог прав. Надо показать, что меня сломило убийство. Я испуган и ни на что не способен. Мне нужно время! Надо изучать их, их цели и интересы. Явные и, самое главное, тайные. Находить конфликтные точки — и сталкивать. Я никого не могу уничтожить — пусть уничтожают друг друга.

Внезапно меня озарило: сколько же я читал книг и смотрел фильмов о подобном! Об интриганах на престоле (или рядом с ним), которые сталкивали, стравливали, подставляли… Это было увлекательно, но казалось таким гадким. Вот же глупые люди! — думал я. Нет бы договориться и строить мир, светлый и прекрасный. А они козни строят.

А сейчас так всё понятно стало. Когда стоишь неуверенно на качающихся чурбаках — что еще делать?! Только ловко маневрировать, опираться на одних, топить других. Выйти вперед и открыто обратиться с разумной речью — это можно сделать лишь в мире личных влажных иллюзий. Где все выслушают, осознают и прослезятся! А мы — бок о бок — начнем строить новый лучший мир. Увы. Месроп отправил меня совсем не в такой мир. Здесь каждый гребет под себя. У каждого какие-то свои хитрые планы, и каждому наплевать на мои чаяния и страдания. Собственно, как и мне наплевать на их мечты. Так что не буду слишком драматизировать: я не оказался в окружении злодеев. Мы все обычные эгоистичные люди. В сытом и комфортном XXI веке эту природу можно было прикрыть фиговыми листочками нравственности и толерантности. Здесь же всё проще. И сложнее.

Так что: что еще делать?!

— Всё верно, — поддакнул подслушивающий мои мысли бог. — Такой вопрос не стоит. Важнее другой вопрос себе задавать: ради чего?

— Не понял.

— Любой в этой вечной борьбе готов пойти на самые низкие и подлые шаги. Но какова их цель? Ради чего правитель давит подданных, а подданные свергают правителя? Просто ради жажды власти?

— Раньше я просто хотел жить… До сих пор хочу. Но теперь мне надо еще и отомстить!

Бог молчал.

— Что? Мало?

— Ну, мы еще поговорим об этом. А пока иди.

— Сам что ли? — я уже привык, что из храма меня выводят жрецы.

— Вашество, сегодня не день жертвоприношения! Сам пришел, сам и убирайся!

— Кстати, о жертвоприношениях! — вдруг захотелось мне поднять волнующий меня вопрос.

— Ты не слышишь, что ли? Уходи! — оборвал меня змей. — Сеанс окончен, а следующий еще не проплачен. Так что, вали давай!

Факелы резко вспыхнули, пронзили пламенными пиками пространство храма и вернулись в свое изначальное состояние. Я почти физически почувствовал, что идол передо мной — просто крашенная деревяха. Бог ушел.

Пришлось просто его послушаться. Толкая створки ворот храма, я размышлял над фразой про непроплаченный сеанс. Что Червяк имел в виду? Что надо сделать, чтобы он снова заговорил со мной? Ни к каким особым выводам я не пришел, ибо, шагнув за порог, наткнулся на Медработника. Тот вырядился по всей форме: с обилием перьев, торчащих из разных мест, в пестрой накидке и ярком плаще.

«Подслушивал?» — зло подумал я. Но кажется, ошибся.

Жрец сидел, склонившись над алтарем, и что-то увлеченно там делал, пока я не прервал его скрипом старых, рассохшихся ворот. Он повернулся ко мне — и даже забыл сделать дежурный поклон своему властителю. Не проигнорировал, а именно забыл. Потому что, мазнув по мне взглядом, Медработник весь сразу напрягся. Словно, охотничья собака, он весь подался в мою сторону. Кажется, он даже принюхиваться начал.

Наконец, слегка смутившись своего странного поведения, подошел ко мне.

«Может, хоть пособолезнует?» — пробурчал я про себя. На похороны ему, видите ли, было в лом идти! Сидел тут, лоб свой молитвами