есть виноватый! Тот, на ком можно излить свою боль, кому можно отомстить за боль господина.

— Узнать! Схватить! Вырвать сердце поганое! — заголосил Хвост, сверкая глазами.

— А ну цыть! — глухо рявкнул горец, и Хвост неожиданно сразу его послушался.

В этом коротком «цыть» было всё. И вопрос «ты что, всем подряд сердца повырываешь?». И намек «за свои сердца сейчас надо переживать». И предупреждение «видишь же, сейчас жизнь самого владыки на волоске висит».

Вот последнее Хвоста и заставило заткнуться.

— Я останусь рядом с тобой, владыка, — тихо сказал он, опустившись на колени.

— А как же сбор агавы? — устало спросил я, хотя, мне было плевать на эту треклятую агаву.

— А там уже всё само идет, — оживился телохранитель. — Как ты и учил, владыка: резделяй обязанности и контролируй. Дерево У Воды оказался понятливым и сам руководит работами. Один «проданый», правда, сбежал, но остальные прониклись…

Он осекся, поняв, что уже начал отчет о своей работе. Да только не до него сейчас. Я изучал неровные разводы извести на стене, не замечая разницы между тишиной и болтовней верного телохранителя.

В комнатке потемнело — дверной проем загородила тень.

— Ти-иуайицли сейчас хоронить будут, — это нянька.

Лицо заплаканное, отёкшее. И смотрит на меня: мол, пойдешь? Вслух спросить не решается, но глаза! Глаза красноречивее слов. Я решительно встал. Голова резко закружилась, я качнулся. Четланин и оцколи одновременно кинулись ко мне, поддержать.

Жалкий «император»! Как же теперь всем хочется тебя пожалеть! Жалкое, никчемное ничтожество! Не сумевшее сберечь единственное, за что стоило держаться в этом мире! Да что там! Сам погубивший свою Соловушку дурацкими играми. Нашел, с кем связываться! С подлыми, жестокими дикарями!

Сил на истерику почти не было. Мысли побурлили в голове и угасли. Я устало отстранил своих помощников и самостоятельно вышел в коридор. Машинально двинулся в сторону тронного зала, где меня, оказывается, уже поджидали. Слуги кинулись было меня обряжать, но я лишь глянул на них — и те отступили. Так и вышел «на люди»: босой, в одном переднике и неизменных каменных браслетах на руках. Хвост и Мясо шли рядом, сзади семенила свита.

В Крыле всех покойников сжигали в одном месте — на небольшой каменистой площадке в сотне шагов от храма Желтого Червяка. Когда я туда дошел, все основные обряды уже провели. Соловушка лежала на поленнице в самом центре полянки. Ее уложили набок в позу плода, укрыли накидкой с яркими перьями, обложили листьями и цветами. Всё, что я увидел — лишь пряди ее волос. Но сердце вдруг безумно заколотилось, я сбился с шага, замер, схватившись здоровой рукой за грудь.

«Да как же так?! Вот так ее и сожгут?»

Как будто сейчас она еще есть, а значит, можно что-то изменить. Повернуть вспять, спасти, наколдовать! Ведь есть же чудеса в мире, кому как не мне это знать!!! А, если сожгут — то всё. Что сделаешь с горсткой пепла?

Хотелось броситься вперед, снять любимую с кострища, оживить поцелуем…

Хвост и Мясо тихонько взяли меня под локти и медленно повели вперед. Смотреть, как сгорит мое счастье.

Утром над Крылом моросил дождик, так что сырые дрова упорно не хотели заниматься. Служки пихали в щели между бревнышками всё новые пучки сухой кукурузной ботвы — пока не занялось по-настоящему. Наконец, древесина затрещала, нам в лица ударила волна жара, а к древесному дыму примешался приятный (и от этого особенно ужасный) запах горелого мяса.

Человек горит долго. Очень долго. Потому что — да — он на 60 % состоит из воды. Служки подносили поленья, хворост снова и снова. Копились угли, жар заставлял отходить всё дальше. Многие ушли от похоронного костра, даже несмотря на то, что их «император» продолжал «отдавать последнюю дань» служанке и наложнице. Внутри у меня было пусто и тоскливо. Даже за ментальными дверями — мертвая тишина. Хотелось лечь и просто лежать. День за днем. Покуда самого точно также не положат на очередной костер.

— Где останки захоронить? — это подручный Медработника.

Сам «змиев волох» не снизошел, послал шаманыша обряды творить. Я поднял тяжелый взгляд.

— Зачем ты спрашиваешь?

— Ну, покойная во дворце служила, а значит, рода у нее больше нет.

— И?

— Где хоронить останки, владыка? Членов Дома — у главного очага дворца хоронят. А прислугу — под храмом.

Вот оно что! Тоже слышал уже, что я хотел нерожденного ребенка признать. Конечно, захотелось плюнуть на всё и велеть хоронить безродную девочку на самом почетном месте. Но я сдержался. Довыделывался уже… Кого они завтра заставят поперхнуться лепешкой? Ннаку? Хвоста? Или уже меня?

— Закопай в храме. Где положено.

Когда костер прогорел, достали кости. Нет, не те красивые беленькие, что в музеях лежат. Кости были почти черные, местами с налипшими кусочками горелой плоти: мяса, жилы. Твердые, как камень угольки, которые уже никакой огонь не мог переварить.

И это — моя Соловушка? Я смотрел на кости и не мог поверить, что это — она.

Останки поместили в ритуальную тряпицу с охранными знаками и понесли в храм. За шаманышем шли только я и неотлучные Хвост и Мясо. Оказывается, погребение — это таинство. Даже меня заставили стоять снаружи. Когда подручный открыл двери, я велел показать место. Впрочем, свежий перекоп и так было видно.

— Выйдите, — это я всем. Даже своим верным слугам.

Они покорно вышли, а я, наконец, лег. Прямо сверху. Свежая земля холодила грудь. Никакого больше тепла.

Только холод.

Навсегда…

— Так и будешь себя жалеть?

Я подскочил, как током ударенный. Какая тварь посмела?! Убью!

В храме никого не было. Я вышел в самый центр, перед идолом, но вокруг всё было тихо. Мертвецки.

— Я говорю: так и будешь ныть? Или покажешь им всем?

Я тихо осел на пол. Со мной говорил Желтый Червяк. Его резная пасть не шевелилась, но после каждого слова пламя факелов, установленных перед идолом, стелилось параллельно земле, как от урагана.

— Сухоруков, я с тобой разговариваю!

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

Часть 2

За смерть

Глава 16

Привести к невозможному

— Эй, император хренов! Так и будешь молчать?

Я пялился на желтую деревянную образину, и холодный пот стекал по моей спине. Голос был хриплый, неприятный, режущий. И проникал в самое нутро. Где? Когда и как мне подсунули наркоту? Я же ничего не принимал, даже никакими дымками меня не окуривали!

— Нет, ты посмотри на него! Значит, со своими голосами за ментальными дверями