— У меня? — Воронов вскинул брови. — Никаких делов у меня с бабами нету. Немощен я теперя для них. Вот и жена убегла…

— Жена убегла — потеря невелика, — довольно улыбнулся Васька. — Счастье не в бабах, а в вере нашей! Скоро время подойдет, и я посвящу тебя в тайны учения нашего, и ты будешь не калека-инвалид, никому не нужный, а счастливейший из людей!

Они выпили, закусили и продолжили задушевную беседу.

— А жить-то как будем в коммуне твоей? — спросил Ефрем заплетающимся языком. — Это ведь не дом, а большая развалина. А крыша…

— Все восстановим и крышу перекроем, — не дав ему договорить, заверил Носов. — Усадьба крепкая. Хоромы, а не дом.

— Это хорошо, — сказал Ефрем, сдирая скорлупу с яйца. — Мне все равно, где жить… Говоришь, здесь хорошо будет, и то ладно.

До вечера они беседовали, расспрашивали друг друга и рассказывали о себе, а затем Васька вдруг засобирался куда-то.

— Ты, ежели что, меня не жди и спать ложися, — сказал он Ефрему перед уходом. — Вот пилюли сейчас прямо выпей и всю ночь проспишь спокойно.

— Это что за лякарство? — беря таблетки, поинтересовался Воронов. — Меня в госпитале всяческими пичкали. Не помогают они мне.

— Эти помогут, — усмехнулся Носов. — Обезболивающие они. Да ты не сомневайся, ежели что. Врачи тебя вылечить не смогли, а я живо на ноги поставлю!

Васька ушел, Ефрем остался один в огромном доме. Выпил таблетки. Боль отступила, и он обрадовался, почувствовав наконец облегчение. Нахлобучив фуражку, Ефрем вышел прогуляться перед сном. Он обошел усадьбу, посмотрел на крышу и сокрушенно покачал головой. Вокруг строения непроходимый бурьян, лебеда, хмель. Рамы в окнах потемнели и рассохлись от непогоды и старости.

— Ничего, глаза боятся, а руки сделают, — прошептал Ефрем. — Лишь бы ремонтировать было чем…

Как же раньше жил он одиночкой среди людей? Жил, жил, от страшных болей мучился, а в какую-то окаянную минуту сдался, ослаб душой и едва не застрелился. Вспомнил мужчина слова своего спасителя, и теплая волна признательности растеклась по телу.

Вернувшись в усадьбу, Ефрем сразу же лег спать.

Васька вернулся поздно ночью с женщиной, одетой как монашка. Спасенный лежал на кровати и громко храпел.

— Ты спишь? — крикнул Васька, склонившись над его головой.

В ответ молчание. Даже храп не утих.

— Так что, делом займемся? — спросил он «монашку».

— А чего тянуть, — ответила та ровным, чистым голосом. — Сам возьмешься или мне поручишь?

— Сам.

Васька повернулся к спящему и больно ткнул ему указательным пальцем между ребер. Ефрем не отреагировал.

— Так ты не против стать первым адептом, скажи? — заорал над спящим Носов.

Но и крик остался неуслышанным — будущий адепт даже не сменил позы, продолжая храпеть.

— Ты его хоть палкой лупи, не проснется, — тихо и зловеще прошептала Ваське в затылок женщина. — Будь уверен, он не почувствует ничего. Приступай давай….

— Кормчему без своего корабля никак нельзя! — прошептал Васька. — Так что не взыщи, Ефремушка…

Снотворное действовало безотказно. Васька с помощью монашки снял с Ефрема одежду, раздвинул ему ноги и взял в правую руку нож…

Степан Калачев пришел на работу рано.

Утро выдалось ясным, солнечным, всюду чувствовалось приближение весны. Грязь, лужи на улицах и тающий снег на крышах домов, мокрые деревья, с которых еще капало, — все напоминало о том, что лютые холода уже позади.

Начальник следственного отдела Горовой уже сидел за столом в своем кабинете. Вошедшего следователя Дмитрий Андреевич словно и не заметил, не поднял даже головы от бумаг. А когда Степан громко поздоровался, покосился на него исподлобья и угрюмо проворчал:

— Здравствуй, здравствуй, черт мордастый! — и снова уткнулся в разложенные по всему столу папки с уголовными делами.

— Так что, я пошел, Андреевич? — Степан не понял молчания начальника.

— Я тебе пойду, — рыкнул тот и кивнул на стул у окна. — Садись и жди, когда до тебя дойдет очередь.

Дверь открылась, и в кабинет заглянул молодой посыльный, в руках которого высилась целая пачка папок с уголовными делами.

— Сложи у стола на пол, — распорядился Горовой, окинув посыльного таким же хмурым взглядом, каковым встретил и Калачева. — Найди-ка Теплова и Бурматова и обоих сюда срочно.

— Слушаюсь, — ответил посыльный и, поправив на себе гимнастерку, суетливо вышел.

Калачев придвинул стул поближе к столу начальника:

— Может, помочь, Андреевич?

— Это я сейчас тебе помогаю, — оторвав взгляд от папок, пробасил начальник. — Через час, все эти папки перенесем из моего кабинета в твой.

Услышав такую невероятную новость, Степан едва не лишился дара речи:

— Вы что, надумали в моем кабинете архив устроить?

— Какой архив, — усмехнулся Горовой. — Это все дела не списанные, а действующие! Они к нам свезены со всего Урала. Ты их все объединишь в одно производство и займешься расследованием.

— Мне? Такую кучу? — обомлел Степан. — Но что я с ними буду делать?

Горовой нагнул голову и, глядя в сторону окна, задумался.

— Начнешь с того, что все изучишь и объединишь. Отпуск твой придется отложить еще на неопределенное время.

— Но-о-о…

— Никаких «но»! Это не мой приказ, а начальника ОГПУ Оренбургской губернии товарища Коростина! Знаешь такого?

Степан озадаченно поскреб затылок:

— Одно мне ясно, Андреевич: под монастырь меня хочет подвести товарищ Коростин. Это же немыслимо в одночасье расследовать столько дел!

— Обожди, не пугайся, — усмехнулся Горовой. — Все эти дела заведены по деятельности одной банды! Тебе надо будет только внимательно вникнуть в суть и разложить их по датам. Уголовники в банде одни и те же, вот только кто они, придется устанавливать тебе, Степан!

— Черт возьми, да пока я изучу дела эти, сколько времени пройдет, — возмутился Калачев. — Я буду вникать, читать, а банда в это время грабить и убивать?!

— К тебе в помощь прикрепляются два оперативника. Я тоже не буду пассивно наблюдать со стороны. Бандиты обнаглели: они орудуют под носом, пользуясь безнаказанностью и нашим неумением их изобличить.

В кабинет вошли Игнат Теплов и Геннадий Бурматов.

— Вызывали, Дмитрий Андреевич? — спросил Теплов, протягивая для пожатия руку.

— Вижу, прилично выглядите, — отозвался Горовой. — Наверное, выходные выкружить умудрились?

— Какие выходные, — ухмыльнулся Бурматов. — Вчерась пораньше освободиться получилось, вот и выспались.