— Да, ты сказал бы. Конечно, — хохотнул Гэваллан. — Хотел бы я на это посмотреть.

— И я тоже, — усмехнулся Данросс, но потом заметил недоумение на лице Кейси. — А-а, это только бравада, Кейси. «Карга» Струан — исчадие ада, если верить легендам хотя бы наполовину. Она была женой Кулума Струана, сына Дирка Струана, основателя нашей компании. В девичестве Тесс, Тесс Брок, она приходилась дочерью Тайлеру Броку, заклятому врагу Дирка. Рассказывают, что Кулум и Тесс тайно сошлись в тысяча восемьсот сорок первом году. Она — шестнадцатилетняя красавица, он — наследник Благородного Дома. Почти Ромео и Джульетта — с той разницей, что они остались в живых. Но это ничего не изменило в кровавой распре Дирка и Тайлера или в противостоянии семейств Струан и Брок, а лишь усилило и усложнило его. Родилась она в тысяча восемьсот двадцать пятом году как Тесс Брок, а умерла в тысяча девятьсот семнадцатом как «Карга» Струан. Девяностодвухлетняя, беззубая, безволосая, злобная и ужасная до последнего дня. Странная штука жизнь, хейя?

— Да. Иногда в это трудно поверить, — задумчиво произнесла Кейси. — Почему люди в старости столь разительно меняются — становятся такими отвратительными и злыми? Особенно женщины?

«Из-за моды, — мог бы сразу ответить на это Данросс, — и потому ещё, что мужчины и женщины стареют по-разному. Несправедливо? Да, но это неоспоримый факт. Женщина замечает, что на коже появляются складки, кожа обвисает, лишается упругой свежести, а её мужчина по-прежнему глядит молодцом, и ему ещё строят глазки. Она видит молодых куколок и приходит в ужас от мысли, что они уведут её мужчину, а в конце концов так и случается, потому что ему надоедает вечное брюзжание и подпитываемая ею самой агония самобичевания, и, конечно, из-за присущего ему бессознательного стремления к молодым…»

«Айийя, ни один афродизиак в мире не сравнится с молодостью, — говаривал старый Чэнь-чэнь, отец Филлипа Чэня и наставник Иэна. — Ни один, юный Иэн, ни один. Нет такого, нет, нет и нет. Послушай меня. Началу ян нужны соки инь, но молодые соки, о да, они должны быть молодыми, соки, которые продлят твою жизнь и напоят ян — о-хо-хо! Запомни, чем старше твой „мужской стебель“, тем больше ему нужна молодость, перемена и молодой пыл, чтобы его жизненная сила била через край. Чем чаще „мужской стебель“ пускают в дело, тем больше он приносит радости! Но не забывай одного: как бы ни была бесподобна эта услада, восхитительная, неземная, ох какая сладкая и ох какое удовольствие приносящая „прелестная шкатулка“, что гнездится у них между ног, берегись её! Ха! Она — западня, засада, камера пыток и гроб твой! — Старик хихикал, и его живот прыгал вверх и вниз, и слезы текли у него по лицу. — О, боги восхитительны, верно? Они даруют нам рай на земле, но ты познаешь настоящий ад при жизни, когда твой „одноглазый монах“ не сможет поднять голову, чтобы войти в рай. Судьба, дитя мое! Это нам суждено — страстно желать „ненасытную ложбинку“, пока она не пожрет тебя, но ох, ох, ох…»

«Должно быть, она тяжела для женщин, особенно для американок, — думал Данросс, — эта травма старения, неизбежность того, что оно наступит так рано, слишком рано. И в Америке это хуже, чем где-либо ещё.

Зачем мне изрекать истину, которой вы уже, наверное, прониклись до мозга костей? Зачем говорить, что американская мода заставляет вас гнаться за вечной молодостью, которую не может дать ни Бог, ни дьявол, ни хирург? Вы не можете быть двадцатипятилетней в тридцать пять, или выглядеть на тридцать пять, когда вам за сорок, или на сорок пять, когда перевалите за пятьдесят. Простите, я знаю, что это несправедливо, но это факт.

Айийя, — с жаром думал он, — слава Богу, если Он есть, слава всем богам, великим и малым, что я мужчина, а не женщина. Мне жалко вас, американская леди с такими красивыми именами».

И Данросс ответил просто:

— Полагаю, потому, что жизнь прожить — не поле перейти, а нас пичкают разными глупостями, вот мы и носимся с фальшивыми ценностями — в отличие от китайцев, которые мыслят здраво. Господи, как невероятно здраво они мыслят! Что касается «Карги» Струан, наверное, всему виной была её дрянная броковская кровь. Думаю, это был её джосс — её судьба, её удача или неудача. У них с Кулумом родилось семеро детей — четыре сына и три дочери. Все сыновья погибли раньше срока. Двое — от «поноса», наверное от чумы, здесь, в Гонконге, одного зарезали в Шанхае, а последний утонул в графстве Эршир, в Шотландии, где расположены поместья нашей семьи. От одного этого свихнется любая мать, а ведь ещё были ненависть и зависть, всю жизнь окружавшие её и Кулума. А если прибавить сюда все трудности жизни в Азии, передачу Благородного Дома чужим сыновьям… в общем, вы понимаете. — Данросс задумался, а потом добавил: — Согласно легенде она вертела Кулумом Струаном всю его жизнь и до самой смерти тиранила Благородный Дом — всех тайбаней, всех невесток, всех зятьев и всех детей. И даже после смерти. Помню, как нянька-англичанка — чтоб ей вечно гореть в аду — говорила мне: «Вы лучше ведите себя хорошо, мастер Иэн, а не то я призову „Каргу“ Струан и она слопает вас…» Мне тогда было лет пять-шесть, не больше.

— Какой ужас, — вздохнула Кейси.

Данросс пожал плечами:

— Все няньки так поступают с детьми.

— Слава богу, не все, — поправил Гэваллан.

— У меня никогда не было приличной няньки. Или плохой ганьсунь.

— А что такое ганьсунь? — спросила Кейси.

— Это значит «близкий к телу». Таково более точное название служанок, которых мы именуем ама. Как в Китае до сорок девятого года, в богатых семьях, так и здесь, в большинстве европейских и евразийских семей, у детей всегда были свои «близкие к телу», которые заботились о них и в большинстве случаев оставались с ними всю жизнь. Большинство ганьсунь дают обет безбрачия. Их можно легко узнать по длинной косичке. Мою ганьсунь зовут А Тат. Она чудесная старушка и до сих пор живет с нами, — пояснил Данросс.

— Моя была мне роднее матери, — подхватил Гэваллан.

— Значит, «Карга» Струан — ваша прабабушка? — спросила Кейси у Линбара.

— Господи избави, нет! Нет, я… я веду свой род не от Дирка Струана, — ответил Линбар, и Кейси заметила, как на лбу у него выступил пот. Странно… — Моя линия происходит от его сводного брата, Робба Струана. Робб Струан был партнером Дирка. Тайбань — прямой потомок Дирка, но даже при этом… никто из нас не ведет своей родословной от Карги.

— Вы все родственники? — удивилась Кейси, чувствуя какое-то необычное напряжение в зале. Линбар явно не знал, что сказать, и, хотя она обращалась к нему, смотрел на Данросса.

— Да, — отозвался тот. — Эндрю женат на моей сестре Кэти. Жак — двоюродный брат, а Линбар… У Линбара наша фамилия. — Данросс усмехнулся. — В Гонконге многие до сих пор помнят Каргу, Кейси. Она всегда носила длинное черное платье с большим турнюром и смешную шляпу с огромным, побитым молью пером. Все абсолютно вышедшее из моды. А ещё у неё была черная палка с серебряным набалдашником. Обычно Каргу носили по улицам в чем-то вроде паланкина четверо носильщиков. Росту в ней было не больше пяти футов, но она была круглая и крепкая, как ступня носильщика-кули. Жуткий ужас она наводила и на китайцев. Они дали ей прозвище Почтенная Старая Мать — Заморская Дьяволица с Дурным Глазом и Зубами Дракона.