– Отлично, – улыбнулся он, – потому что я и не жду от тебя меньшего.

– Сирадрея —

Ларкин прислонился головой к холодной каменной стене и сделал глубокий вдох. Ночной воздух дышал свежестью и прохладой. Устремив взгляд на звездное небо, мужчина продолжал бодрствовать, пока принцесса рядом с ним спала. Свадьба Фионы предопределила в эти дни всю деревенскую жизнь, так что им двоим не оставалось ничего другого, как заночевать в маленьком тупике.

Постепенно огни в домах погасли, и Сирадрея погрузилась в тишину. Кто-то другой мог бы испугаться этого абсолютного спокойствия, но Ларкин наслаждался этим молчанием и отсутствием людей. Сидеть в многолюдной таверне, слушать музыку, разговаривать с хозяином и смотреть на женщин было теперь слишком мучительно для него. Он не мог дождаться момента побега из жаркого, душного и пропахшего винными парами помещения.

Так было не всегда. Он помнил время, когда ему нравилось разговаривать с людьми, выпивать с ними и касаться их. Но годы, проведенные в королевской темнице, изменили его. Ларкин не мог бы сказать, что так повлияло на него: удары кнута, постоянная темнота, презрительные и в то же время опасливые взгляды гвардейцев или крики и стоны других пленников, и что-то в его душе разбилось вдребезги.

Хранителю больше не было места среди живой толпы суетливых людей. Слова казались ему пустыми, а жесты незначительными. Они больше не вызывали в мужчине никаких чувств. Вообще никаких. И эта пустота была хуже всей его боли, гнева и печали, ибо она означала для него окончательную потерю человечности. Наверное, поэтому посещение таверны стало для Ларкина таким невыносимым. Оно вернуло эту пустоту, которая разверзлась в его душе и стояла перед глазами. Бездна, у края которой он еще держался.

Только в схватке с грабителями, в ту первую ночь, когда принцесса его освободила, Ларкин почувствовал отголосок своего прежнего «Я». Сначала он посчитал это бредом, еще одной иллюзией своего блуждающего разума, но ощущение не пропало, напротив, он становилось сильнее. Постепенно Ларкин понял, что источником этого возрождения был не бой, как он поначалу думал. Нет. Причиной была принцесса. Правда, она насмехалась над его религией и не понимала своей божественности, но мужчина был уверен в том, что никогда он не чувствовал себя безопаснее, чем рядом с ней. Она услышала его молитвы, освободила узника и вернула ему то, что, по его мнению, было давно потеряно. Каждый раз, когда богиня обращала к нему свою речь, прикасаясь к нему или даже просто глядя на него, мужчина что-то чувствовал. Искру, которая пыталась снова разжечь в нем огонь; только душа стражника напоминала теперь обгоревшую, влажную кучу дров. Вряд ли когда-нибудь снова в нем вспыхнет пламя, но Ларкин хотел в это поверить. И если кому-то и удастся его зажечь, так это принцессе. В таверне мужчина был близок к тому, чтобы рассказать ей все. Но воспоминания о семье были давным-давно похоронены им в глубине уголков памяти, и Хранитель еще не был готов вернуть их на свет. Принцесса поняла это и не стала продолжать терзать его душу, за что стражник был ей бесконечно благодарен.

Ларкин взглянул на принцессу, которая, свернувшись калачиком, лежала рядом с ним на земле. Мужчина устыдился своих мыслей, которые настигали его каждый раз, когда он смотрел на девушку. Фрейя была красавицей, каких редко можно найти среди людей. Многим мужчинам, которых он знал, она показалась бы слишком маленькой и хрупкой, но ему нравилось ее красивое тело, с небольшими изгибами.

Ему нравилось в ней все. От маленького носа и полных губ до больших голубых глаз и светлых волос, разлетавшихся веером у ее лица.

Принцесса снова стянула платок с головы, использовав его в качестве подстилки. Сумка под головой служила ей подушкой. Сам Ларкин заверил девушку, что может спать без дополнительных удобств. Он привык к этому. При этих словах принцесса неодобрительно скривила губы, но предоставила ему такую возможность, не подозревая, что стражник в любом случае не сомкнет глаз.

Затравленный Ларкин с момента бегства из подземелья был охвачен постоянным страхом. Каждый раз, закрывая веки, он боялся снова пробудиться в подземелье. В темнице, за решеткой сон был его единственным прибежищем, однако мужчина боялся не выдержать, если события последних нескольких дней окажутся лишь иллюзией его рассудка. Что богиня станет просто иллюзией.

Тем не менее Ларкин все более убеждался, что происходящие события все же реальны, потому что принцесса из его фантазий не имела ничего общего с девушкой, которая в течение последних нескольких дней путешествовала с ним по стране. Она была более мятежной, упрямой, смелой и самоотверженной, чем мужчина когда-либо считал возможным, и до сих пор он так и не понял, почему девушка рискует своей жизнью ради принца, который свергнет ее с трона. В таверне Ларкин видел пустоту в ее глазах. Видел то же одиночество, что владело им самим. Девушка жаждала найти своего брата больше, чем желала получить титул королевы, и Ларкин сделал бы все, что было в его силах, чтобы отнять у принцессы ее одиночество. Стражник был обязан ей и себе, и тому отголоску, который девушка пробудила в нем. Он должен был изучить это эхо прошлого Ларкина и узнать, сколько еще осталось от его старого «Я», существовавшего до тех пор, пока мужчина не принял самое важное решение в своей жизни, которое теперь невозможно отменить.

– Свободная земля —

Зейлан проснулась от звона колоколов. Она открыла глаза и, несмотря на неуютное ощущение из-за соседства с мужчинами, почувствовала себя отдохнувшей. Удовлетворенной. Энергичной. Она была готова к новому дню. Готова к пробежке в лесу. Готова к силовым упражнениям. Готова к поединкам, но что-то… не сходилось. Было еще слишком рано. Девушка чувствовала это в своих костях и мышцах. Колокола не умолкли даже после третьего удара, как это обычно бывало. Их звон раздавался снова и снова, и тут Зейлан поняла, что она слышит не один, а десятки звонивших колоколов. И звуки доносились издалека, но пронзительная вибрация достигала ушей девушки.

Зейлан оглядела комнату. В то время как все остальные послушники вопросительно-растерянно глядели друг на друга, опытные стражники, которые делили с ними комнату, вскочили со своих мест. Волосы Хранителей были все еще растрепаны после сна, но малейшая усталость уже покинула их могучие тела. Они спешно надевали униформу, пристегивая у бедер свои магические мечи. Стражники не обменялись ни единым словом, но на лицах каждого из них было одно и то же решительное выражение лица, и Зейлан поняла, что все они знали, на что идут.

Девушка свесила ноги с кровати, готовая присоединиться к Хранителям, когда знакомый голос Ли остановил ее.

– Слушайте сюда! – взревел он громче ударов колокола, и все стражники повернулись в его сторону. Он был уже полностью одет и вооружен не только своим обычным мечом, но и несколькими кинжалами, которые закрепил на кожаных ремнях, обвившихся вокруг его груди. На спине у него еще два меча, с более узкими и более легкими лезвиями, но и это оружие было магическим.