Однако Фрейя хранила эти мысли при себе. Хотя она и сомневалась в религии Ларкина, было бы глупо с ее стороны переубеждать Хранителя. В конце концов, благодаря своей вере мужчина помогал принцессе, а ей это было необходимо. Вдвоем они молча упаковали вещи и постарались уничтожить следы своего пребывания в хижине, прежде чем снова отправились в путь, на юг.

Фрейя не доверяла миру. Несколько дней минуло с тех пор, как беглецы ночевали в лесной хижине. Последний раз они видели гвардейцев в Лимелле. Но, несмотря на свое недоверие, девушка была рада, что они с Ларкиным быстро и без помех продвигались вперед. Долго ли так будет продолжаться? Путники ехали в тишине, потому что после своей вспышки в таверне Ларкин редко говорил с ней, и только при необходимости. Поначалу Фрейе это молчание было неприятно. Девушка отчаянно искала вопросы, которые она могла бы задать, и темы, на которые бы могла высказаться. Но каждый раз, когда принцесса открывала рот, Ларкин напрягался так, что его напряжение, казалось, можно было пощупать руками. Было ли мужчине неприятно говорить о том, есть ли в ком-то из них божественное начало, или он вообще не любил болтать, Фрейя не стала бы утверждать. Но девушке хотелось, чтобы Хранитель не чувствовал дискомфорта в ее присутствии, поэтому она тоже перестала говорить, и тишина стала их третьим верным спутником.

Никогда еще Фрейя не испытывала подобного умиротворяющего молчания. При дворе такого не было. Говорили всегда, а если не было тем для разговоров, сплетничали или вели бессмысленную дискуссию о погоде, как будто можно было повлиять на нее, если только достаточно подробно пожаловаться. Фрейя всегда была против таких бесед, но, находясь с Ларкином, она поняла, как глубоко укоренились в ней привычки дворянского общества.

В тишине принцесса и Хранитель ехали по лесу, то и дело опасаясь появления гвардейцев, которые, по-видимому, поставили перед собой задачу обвешать все деревья на обочине своими плакатами. Чтобы не быть узнанными, путники углубились в заросли.

Продвигаться в этих частях тернового леса было нелегко. Поваленные деревья лежали крест-накрест, кустарники то и дело вставали на пути, и время от времени беглецы натыкались на непроходимые болота, в которых так легко было застрять. Тем не менее Фрейя восхищалась этой дикой природой. Она никогда не видела более красивых лесов. Насыщенно-изумрудная зелень мха окаймляла стволы и покрывала земляной настил, полевые цветы прорастали среди упавших деревьев и протягивали свои соцветия навстречу солнечному свету. Яркая листва деревьев едва пропускала тусклый свет сквозь гущу ветвей, и сумрачный воздух в лесу давал Фрейе надежду, что магия существует даже в смертной Тобрии. Девушка могла бы вечно скакать по этим лесам, если бы не затекшие ноги, жгучая боль в ягодицах и отсутствие припасов.

Голод, усталость и боль привели наконец путников в Сирадрею – деревню, которой, как надеялась Фрейя, гвардейцы интересоваться не станут. Неторопливо рысили они на своем коне по пустым улицам в поисках пристанища. В домах еще горели лампы, слышался уютный семейный смех, голоса беседующих людей, а издалека доносилась игра лютни, сопровождаемая заунывным пением.

Путники последовали за звуками музыки, которые, как и надеялись Фрейя с Ларкином, привели их к таверне, дверь которой была широко открыта в эту прохладную ночь. Мужчины слегка навеселе разговаривали с женщинами, и их болтовня смешивалась с мелодией и ритмичным топотом по скрипучим деревянным половицам. Ларкин помог Фрейе спешиться, соскочил с лошади сам и крепко привязал животное.

Внутреннее освещение комнаты, куда они вошли, было достаточно скудным, но Фрейе понадобился только один взгляд, чтобы понять, что эта таверна не была такой же дырой, как та, в которой путники останавливались в Лимелле. Свежевымытый пол сиял, паутина не свисала с потолка, а запах пива и медовухи смешивался с восхитительным ароматом жареного мяса, от которого рот Фрейи тут же наполнился слюной. Некоторые гости заведения наблюдали за Ларкином и девушкой, не прерывая разговоров. Вероятно, чужаки редко проходили через эту деревню, которая насчитывала больше свиней, коз и кур, чем хижин.

Хозяин, молодой человек с огненно-рыжими волосами и бессчетными веснушками на лице, поздоровался с ней кивком:

– Приветствую. Что вам подать?

– Воды, – сказал Ларкин и сел на табурет у прилавка.

– И что-нибудь поесть, – добавила Фрейя. – Нам и нашей лошади.

– Будет сделано, – сказал хозяин и подозвал мальчика с черными волосами, сидевшего за столом с группой мужчин, которые по очереди вытаскивали карты из колоды.

Фрейя села рядом с Ларкином и выудила четыре медных толара из своей сумки. Хранитель в типичной для него манере скользнул взглядом по таверне, впитывая, казалось, каждую деталь, как будто он мысленно уже готовил план вероятного побега. Но ничто и никто вокруг не угрожало принцессе, и интерес, вызванный появлением чужаков, уже угас. Только несколько женщин продолжали удивленно-восторженно наблюдать за Ларкином.

Вернулся хозяин. Он принес две тарелки жареного мяса, немного картофельного пюре и пару кусков хлеба. Мужчина не забыл и про воду, которую поставил на стол в кувшине вместе с двумя кубками. Деньги Фрейи исчезли в кармане его фартука.

– Ты из семьи Фионы?

– Нет, – ответила она и сунула кусочек мяса в рот. Тот был слегка обуглен, со стойким привкусом дыма, как будто жаркое висело слишком низко над огнем.

– Откуда вы? – незамедлительно поинтересовался хозяин. Фрейя подняла глаза от своей тарелки. Хозяин наблюдал за ней трезвым взглядом, свидетельствовавшим о том, что мужчина не выпил ни капли собственноручно изготовленной медовухи. Были ли его вопросы обычным любопытством или он что-то подозревал?

– Эвадир, – ответил Ларкин, прежде чем девушка успела открыть рот. Акцент прозвучал в его голосе явственнее, чем прежде.

– Я бывал там когда-то в детстве. Красивый город, – сказал хозяин, рисуя тряпкой вялые круги на стойке.

– Это правда, – подтвердил Ларкин, не задумываясь, прежде чем склонился над своей тарелкой и снова принялся за еду. Хозяин наблюдал за ним еще несколько мгновений, но в конце концов потерял к мужчине интерес и посвятил себя другим гостям, в то время как музыкант, подыгрывая себе на лютне, спел первый куплет еще раз и перешел ко второму.

– Эвадир? – с любопытством уточнила Фрейя, обращаясь к Ларкину. Она не хотела упускать возможность узнать больше о молчаливом Хранителе.