Анна шепчет:

– Пришел один… Говорит, их четверо… Сводят счеты с милицией златоустской. Они застрелили того старика, который жил зимой при базаре, выдавая себя за бродячую собаку. К нам заглянули насолить Рыжему Наполеону.

Анна завыла. Слушать ее и смотреть на нее интересно не только американцу, который быстро-быстро записывает что-то в блокнот. У Сони глаза расширены от страха и любопытства. Никита смотрит на воющую бабушку, переводит взгляд с нее на красивую летчицу, теперь уже беременную, как он понял из разговора взрослых. За спинами сидящих на ковре появился второй волк. Никита оглянулся и увидел волчью морду с фосфоресцирующими зрачками… Он испугался, закричал, вскочил, изо рта посыпались слова. Страх, ревность, ненависть руководят его бессвязной речью.

– Бабушка, бабушка! Вот он, волк!!! – Никита показывает на Вильяма. – В Америке человек человеку волк… Соня уедет туда в Америку, а там черное солнце, там мертвые птицы, там облака из пепла… Он американский шпион! Он советские поезда пускает под откос. Пионер Филимонов погиб из-за подлых американских диверсантов… Соне он сделал дитё, потому что у нее грудь шестого размера…

– Никитушка! Что с тобой?!

Никита побежал. За ним погнались волки – так ему показалось.

На кровати поверх одеяла лежит Лейтенант в черной кружевной комбинации. В волосах черепаховый гребень. Лейтенант похожа на Кармен. Спит. Рядом с Лейтенантом спит Никита. На его животе покоится рука Лейтенанта с зажатым пистолетом. Храп и тихое посапывание. На подушке пустая бутылка от «Солнцедара».

Никита открывает глаза. Видит возбужденное лицо Лейтенанта.

– Вставай! Вылетаем!

– Куда?

– Будем бомбить!!!

– Что?

– «Красное Колорадо»!

Из-под навеса, где сложены мешки с химическими удобрениями, выходят Никита и Лейтенант. Они в четыре руки тащат мешок весом в 40 килограммов, в котором химическая крупа. Под самолетом стоят три таких мешка. К ним привязаны длинные веревки. Лейтенант взбирается в кабину и кричит Никите:

– Кидай концы…

Никита подкидывает веревки Лейтенанту, та ловит и тащит мешки вверх. Никита поддерживает каждый мешок. Вскоре приготовления к «боевой операции» завершились таким образом: четыре нераспакованных мешка с химическими удобрениями зависли по бокам самолетной кабины. Два мешка с правого бока, два – с левого. Веревки держат их на весу…

Лейтенант хлебнула из бутылки:

– Разнесем дом Шекспира и его крали!!!

Выдув из бутылки последний глоток, Лейтенант выбросила ее в траву и вскочила на крыло самолета.

Лейтенант кричит Никите:

– Закрути!

Никита толкнул пропеллер. Тот, получив силу от включенного мотора, радостно завертелся. Никита прыгнул на крыло, оттуда, как обезьяна, ловко забрался в кабину, за спину Лейтенанта.

Лейтенант смеется:

– Скажем свое «фи» империалистам!

– Скажем! – радуется Никита.

– Вот тебе нож! – Лейтенант протянула Никите остро отточенный кухонный нож. – По моей команде ты режешь веревки, мешки летят вниз…

Самолет поскакал по кочкам, взлетел и, сделав круг над капустным царством, взял курс на «Красное Колорадо», место обитания когда-то многочисленной американской колонии.

Веселье царит в душах товарищей по борьбе. Они смотрят на мир под крыльями самолета, хохочут. Никита примеряет нож к веревке.

Показались дома «Красного Колорадо». И оба они, и Лейтенант, и Никита, увидели мотоцикл «Харлей – Дэвидсон», который выехал на проселочную дорогу и мчится по тропе меж капустных полей. На мотоцикле сидят двое. Они смотрят на самолет и машут руками. Лейтенант сделала круг над «Красным Колорадо» и полетела вдогонку мотоциклу. Стала снижать самолет.

Лейтенант оглядывается на Никиту:

– Когда скажу, режь!

– Но…

– Никаких «но», я устрою им ласковые ночи. Не бойся, мешки будут падать перед ними…

Самолет еще раз догнал мотоцикл.

– Приготовься, – говорит Лейтенант. – Режь! Только один мешок!.. Режь!

Нож, острый как бритва, мгновенно освободил мешок от веревки. Никита высунулся за борт и увидел, как мешок летит к земле. Огромное белое облако взорвалось рядом с мотоциклом. Оно накрыло мотоцикл, ездоков. Лейтенант и Никита смотрят. Через секунду из облака выехал белый мотоцикл… белый Вильям и белая Соня. Они растерянно смотрят в небо.

Лейтенант и Никита разом захохотали.

– Давай еще раз!

Самолет сделал дугу и вновь зашел за спину мотоциклистам.

– Режь!

Вновь белый взрыв. Мотоцикл остановился. Потом съехал с тропы и понесся по капустному полю к дереву, одиноко растущему у оврага… Самолет ревет над беглецами. Вот овраг.

Оставив мотоцикл, мужчина и женщина сбежали вниз, в овраг, потом вверх, к дереву, надеясь, видимо, скрыться под ним от сумасшедшего самолета.

– Режь!

Никита полоснул ножом. Посмотрел вслед мешку. Соня уже перебежала доску через болото и ждала Вильяма. Но мешок не дал сделать ему шага на доску – он врезался в спину Вильяму. Густое облако скрыло мужчину и женщину.

Когда облако рассеялось, не было доски, не было американца. На земле лежала одна Соня. Она протягивала руку к мужской ноге с ботинком, который странной деталью смотрелся из самолета.

На столе пустая коробка из-под кубинских сигар. Вокруг нее разбросаны фотографии. В сковородке остатки яичницы. Никита в узбекской тюбетейке смотрит на Александра.

– Все? – спрашивает Александр.

– Нет, – улыбается Никита. – Знаешь, зачем я рассказал эту историю?..

Никита встал, подошел к окну.

– Почему я, немец, в Нью-Йорке? Почему не на родине, в Германии? Еще две минуты можешь вытерпеть мой треп?

– Никита, мы же русские, раздавили бутылку, о чем ты спрашиваешь?.. Ну?

– На другой день Лейтенант исчезла. Видели ее на пароме с чемоданом – и все. Соня меня не называла, может, и не заметила меня в самолете, не знаю. Было шумное дело об убийстве американца-коммуниста. Потом дело замяли. Родилась девочка Дэзи. Соню приняла американская коммуна. В пятьдесят втором, в разгар борьбы с космополитами, Соню арестовали как американскую шпионку. Коммуну разогнали. Дэзи, я забыл сказать, родилась слепая: то ли наследственное – Вильям очень плохо видел, – то ли это шок у Сони… Дэзи была у нее в животе, когда мы кидали мешки…

Никита нервно ходит по квартире от стены к стене, словно заключенный в одиночке.

– Было время ненависти ко всему американскому, иностранному. Я тайно радовался, что убил врага. Я был немец, но у меня были советские, вывихнутые, мозги…