– Я не знаю, где мой телефон, – ответила я, и Вовкино лицо скривила гримаса сурового разочарования.

Он шмыгнул, подошел ближе и сунул руку мне в карман халата. Вовка не доверял мне. Мой побитый жизнью телефон – единственное оставшееся у нас средство коммуникации – теперь постоянно становился камнем преткновения.

– У вас что, и телевизоры украли? – нахмурился Герман. – Что же вы новый не купите? Без телевизора сегодня же не жизнь, верно, Вовка?

– Да, не жизнь, – одобрительно кивнул сын и посмотрел на меня. – Не жизнь. Где телефончик, мама?

– Наверное, тетка твоя забрала. Файл драгоценный скачивать про Кукоша, – ответила я.

– Какой файл? Драгоценный? Как алмазы? – тут же заинтересовался Вовка, но Герман вмешался, достал из кармана свой смартфон и протянул ребенку.

– Ты не боишься? Я ничего не гарантирую, когда вещь попадает в руки этого мальчика! Лучше забери, не рискуй.

– Я Вовке доверяю, – рассмеялся Герман, и даже сам Вовка посмотрел на него с забавной смесью жалости и разочарования. Сам бы себе Вовка ни за что телефон не доверил.

– А вообще, какой-такой телефон, ты же собирался уходить! – против воли в моем голосе зазвучало обвинение.

– Нет, дядя Герман, нет, не уходите, останьтесь, – тут же взмолился Вовка, явно не желая расставаться с телефоном.

– Я побуду еще чуть-чуть, – ответил Герман ласково, но взгляд у него был тяжелый, холодный. – Пока папа не придет.

– Вовка, ну быстро, иди-ка в комнату! – тут же завелась я. – Что ты тут торчишь, мне дела делать надо!

– Эй, Лиза, чего ты цепляешься… к парню-то? – Герман ждал объяснений, которых у меня не было. Моя легенда была шита гнилыми нитками и расползалась по швам, но я держалась за нее как могла.

– Не нужно лезть в воспитание наших с Сережей детей.

– Ваших с Сережей? А где он, кстати. Сережа твой? Где он, когда тебе так нужен? Почему Фаина должна звонить мне, а не ему? Уж его-то номер у тебя в аппарате должен был быть.

– Он на работе. Сережа теперь постоянно работает, ты же сам видишь, сколько нам всего нужно восстанавливать. Уж извини, что мы тебя потревожили! – ехидно добавила я.

– Значит, Сережа в командировке? Да ладно, это я так. – Гера демонстративно улыбнулся, продолжая наблюдать за мной, как кошка за мышью. Его взгляд мне не нравился. – А что говорит полиция? У них есть хоть какие-то зацепки?

– Зацепки? Ты смеешься? Да они даже не могут видео с камеры в подъезде раздобыть, о чем ты.

Пока я говорила, Вовка убежал из кухни от греха подальше, захлопнув за собой для надежности дверь. Мы с Капелиным остались совершенно одни. Нехорошо. Опасно. Красный уровень. Бежать. Но бежать было некуда, поэтому я повернулась к Герману спиной и принялась мыть посуду. Это было даже хорошо, насколько много я накопила посуды, можно было намыливать губку, смывать пену, споласкивать, ставить на полки. Мешало то, что у меня дрожали руки, но я решила, что в прилагаемых обстоятельствах это вполне можно списать на стресс.

Кому какое дело, что для меня стресс – сам Герман Капелин.

– Я рад, что вы с мужем помирились, – сказал он.

– Ты так рад, что считаешь нужным повторять это снова и снова? Или это ты так сам себе говоришь, чтобы не забыть? Склероз? – сказала я.

– Я просто рад.

– Я тоже. Больше, чем ты можешь себе представить.

Я вдруг захотела любой ценой убедить этого самоуверенного мужчину, что мне ВСЕ РАВНО. Он рад за меня? Отлично, тем лучше! Герман должен выйти из моего дома, уверенный в том, что я совершенно счастлива или хотя бы принимаю свою судьбу с радостью. Я с яростью оттирала остатки засохшей картошки с детской пластмассовой тарелочки. Герман стоял за моей спиной.

– Почему я дал тебе уйти? – спросил вдруг он, и я охнула, и тарелка выпала из моих рук.

Я повернулась, мои щеки горели, я яростно дышала. Я не знала, что сказать, и растеряла все мысли и все намерения. Герман вздохнул и поднял ладонь, почти прикоснулся к моим волосам. Я отстранилась, он замер на месте.

– Ты у меня спрашиваешь, почему ты дал мне уйти? Ты считаешь, самое время задать мне этот вопрос? Ты – мне? И чего ты хочешь услышать? Что я должна ответить тебе на это? Потому что ты – самоуверенный болван, который считает себя умнее всех и за других решает, что им делать? Может, ты дал мне уйти, потому что просто трус?

– Что ты имеешь в виду? – нахмурился он. – Я не трус.

– Нет? Или, может, ты дал мне уйти, потому что ты прав, и я не должна была так быстро решать судьбу своего брака. Я просто обязана была дать Сереже второй шанс. Или что в нашем с ним случае – триста тридцать второй шанс. Зато теперь мы помирились, снова счастливы, у нас любовь и все такое. Я его по вечерам жду с ужином, и мы все счастливо смотрим телевизор.

– Какой же телевизор, у вас его украли.

– Ах да, счастливо смотрим телефон. Один на всех. В тесноте – да не в обиде. Всегда можно пойти и заняться сексом.

– Я тебе не верю, Лиза. Ты меня не убедила, – покачал головой он.

– Черт, какой же ты… ужасный человек, Капелин. И вообще, ты не должен был приходить сюда. Что тебе нужно? Чего ты хочешь?

– Фая сказала, что ты в опасности. Она сказала…

– Да наплевать мне, что она сказала тебе и какой повод она тебе дала, потому что – знаешь что? Ты не хотел этого, ты ушел, и… я теперь тоже ничего этого не хочу. Я очень рада, что ты дал мне уйти, Капелин! Так что спасибо тебе, Гера, что все так вышло. Большое человеческое спасибо. Можешь проваливать к себе в преисподнюю.

– Всегда рад помочь, – процедил он, не сдвигаясь с места.

– Помочь? Ну, молодец. Ты – как Тимур и его команда. Помогаешь людям. Ну а чего ты тут торчишь-то? Кино-то уже кончилось, и маски-шоу тоже.

– Я уйду – не волнуйся, – обозлился он. – Уйду, и ты больше не вспомнишь обо мне.

– Да, именно так! Ты уйдешь, и я тебя больше и не вспомню. С чего ты вообще взял, что я о тебе вспоминала? Ни разу. В конце концов, ну что между нами было? Так, ерунда, пара поцелуев.

– Ерунда, действительно! – почти прорычал он.

– А что, не так? Ну, попутал меня черт, но так – на секундочку. А если разобраться, так я с тобой даже мужу не изменила, мне вообще не о чем переживать. Как честной женщине. Между нами ничегошеньки не было. Иногда, знаешь, в метро с кем-нибудь взглядом встретишься, и что-то такое мелькнет – на секундочку, просто случайная мысль, эдакое общечеловеческое «интересно, что могло бы выйти, если бы…». Но потом ты выходишь на своей станции и выкидываешь все из головы. Идешь и живешь дальше своей настоящей жизнью. Жены и матери.

– Да? Я очень рад твоему благоразумию! – сказал Герман с таким ядом в голосе, что я на секунду даже остолбенела. Но только на секунду.