Скомканно прощаюсь, объясняю ситуацию с любимой девушкой, клятвенно заверяю всех, что осенью обязательно еще приеду сюда. Напоминаю, что рад буду увидеть космонавтов на заседании нашего клуба «Метеорит».

– А меня?! – возмущается пробившийся опять через толпу Евтушенко.

– Тебя в первую очередь, Жень! Без тебя никак.

– Ловлю на слове. Надо проверить – вдруг у вас там полный клуб таких самородков?!

Обмениваемся телефонами, на прощание крепко жмем друг другу руки. Юра, который до этого о чем-то напряженно разговаривал с каким-то генералом, вызывается проводить меня до машины. Свежий ночной воздух врывается в легкие и остужает мою бедную голову, быстро приводит растрепанные мысли, нервы и чувства в относительный порядок. Только сейчас я замечаю, что Гагарин чем-то расстроен:

– Что-то случилось?

– Не обращай внимания… Все было ожидаемо и предсказуемо. – На мой недоуменный взгляд нехотя поясняет: – Сейчас узнал, что мой очередной рапорт с просьбой о допуске к полетам снова завернули.

– А… может, это и правильно, ты же теперь космонавт?

– Да как ты не понимаешь, Алексей?! – горячится Юра. – Я летчик! Небо – моя жизнь, я с детства мечтал летать! «Восток» допускает ручное управление, но в основном там работает автоматика. И в каждом новом космическом корабле ее становится все больше и больше. Вот увидишь, придет время – и военных летчиков там запросто заменят бортинженеры. Наши летные навыки будут никому не нужны!

– Ну, это ты преувеличиваешь! Такие времена настанут еще очень не скоро.

Гагарин расстроенно машет рукой:

– Может, и не скоро. Но обязательно настанут. И летчиком я себя чувствую только в небе на своем самолете, когда всем телом ощущаешь рев турбин, когда перегрузка вдавливает тебя в кресло на крутом вираже… Да, она намного меньше, чем при входе в атмосферу, но, как вспомню петлю Нестерова, «бочку», «горку», душу мою просто черная тоска захлестывает. Бывало, после посадки комбинезон снимешь – его можно хоть выжимать от пота. Вот это жизнь! Настоящая жизнь. А они мне запретили летать, небо теперь только по ночам снится.

– Сочувствую…

А что я еще могу ему сказать? Что они абсолютно правы? Но смерть все равно найдет его в небе, как ни беги от нее. И не уберечь его от этой участи. Наверное, такая героическая смерть – самая желанная для настоящего летчика – умереть не от дряхлой старости в постели, а на пике своей славы и на боевом посту, в кабине самолета. Смогу ли я что-то изменить в его судьбе? Не знаю. Но обязательно постараюсь. А вот сказал бы Юра мне спасибо за такое вмешательство – большой вопрос…

* * *

Какой садист придумал ночные поезда? Неизвестно. Но я бы хотел взглянуть в глаза этому негодяю. Таких, как я, уставших и заспанных встречающих на перроне Курского вокзала было человек с полста. И все ждали поезд Минеральные Воды – Москва. Мужики курили, дамы зевали, прикрывая рты ладонями, и тихонько переговаривались. Периодически нас оглушал визгливый женский голос из динамика, объявлявший прибытие или отправление того или иного состава. И как только живут окрестные жители? Это же, хочешь или нет, все расписание вокзала изучишь.

Наконец показался и наш поезд – пожилой тепловоз старых серий. Кряхтя и гремя сцепками, он подошел к перрону.

Первой из вагона выглянула Вика. Взвизгнула от радости и, проскочив мимо проводницы, которая даже не успела протереть поручни, бросилась мне на шею. От родного запаха мигом закружилась голова и заполошно застучало сердце. Вика была одета в цветной сарафан и легкую кофточку. На голове – синий платок, который тут же сполз и был сдернут прочь. Под ним обнаружился обычный хвостик, стянутый резинкой.

– Пойдем, поможешь с вещами.

Мы пропустили выходящих из вагона замученных пассажиров, поднялись в тамбур. В Викином купе оказалось несколько сумок, чемодан и пара баулов. Увидев мой изумленный взгляд, подруга затараторила, пытаясь меня успокоить:

– Мама передала консервированные помидоры, огурцы, сало в банке. Дед целый мешок яблок насушил. Представляешь, в округе у яблонь ветки ломятся – такой урожай. Привезла сушеных грибов немного, вяленых лещей. Бабушка яблочного варенья наварила, пастилы насушили. И я еще собрала слив, но совсем чуть-чуть, ведь они только начали созревать.

– Короче, голод нам не грозит! – резюмировал я, подхватывая одной рукой Викин чемодан и большую сумку, а другой оба баула.

– Не грозит!

Отказавшись от услуг грузчиков, я хоть и с трудом, но все-таки дотащил домашние воронежские гостинцы до «Волги». Поставил все это богатство в обширный багажник и с облегчением выдохнул.

– Ой, а я думала, машина – это временно. – Вика разглядывала велюровый салон, потом потрогала руль в черной оплетке. Мы нечаянно соприкоснулись руками, и на лице девушки появился румянец, глаза заблестели. У меня тоже по телу прокатилось возбуждение. Свернув с дороги, я врубил заднюю передачу, заехал в темный, неосвещенный переулок. Лишь вдалеке светили фонари вокзала и подсветка огромного лозунга на крыше многоэтажного дома: «Сделаем Москву образцовым коммунистическим городом!»

Впрочем, коммунистическая судьба столицы меня совсем не волновала. Рука сама легла на колено Вики и поехала вверх, собирая ладонью юбку сарафана.

– Ой, что ты делаешь, Леша?!

Поздно, милая… Я уже впился жадным поцелуем в девичью шею.

– Нельзя тут! Люди же кругом…

– Вик, ну какие люди?! Ночь на дворе.

В переулке и правда ни души. Как, впрочем, и на площади трех вокзалов.

Моя рука добралась уже до трусиков Вики, язык коснулся мочки уха. Это явно подействовало на девушку. Она часто задышала и сделала последнюю безуспешную попытку вырваться:

– Леша, стыдно же! Увидят!

– Не увидят, темно! – Я уже стягивал одной рукой трусики, мысленно благодарю создателей 21-й «Волги» за диван – не надо опускать сиденье. Руки Вики тем временем нетерпеливо расстегивали пряжку ремня на моих брюках, а я уже шарил ладонью под бюстгальтером – Вика… как же я соскучился!..

Безо всяких предварительных ласк я неуклюже протиснулся сверху на пассажирское сиденье и вошел в девушку. Та застонала, обхватывая мои бедра ногами и вдавливая меня в себя, вцепившись тонкими пальцами в ягодицы. Тоже соскучилась, зайка!

Не прошло и нескольких минут, как мы дружно кончили. Громко и чуть не разбив ногой боковое стекло «Волги». Гитара тоже едва не пострадала от нашей бурной страсти – хорошо, что она успела завалиться за водительское сиденье. Вот что разлука с людьми творит!

* * *

Сплю… Мне снится удивительно приятный сон – женская рука нежно гладит меня по плечу, потом по груди, затем шаловливые пальчики начинают осторожно спускаться вниз. Какой же прекрасный сон!..

– Леша… Ле-шень-ка, вставай!

Я сонно мычу что-то нечленораздельное и пытаюсь отмахнуться от попытки вырвать меня из объятий Морфея.