Я не мог ничего поделать, только держаться в седле, но даже в этот ужасный миг я успел разглядеть Акбара, размахивающего саблей, заставляя податься назад свирепого гази, намеревавшегося подобраться к Лоуренсу с ножом в руке. Раздался крик Макензи — другой гази попытался достать его пикой, но Акбар, невозмутимый как утес, отклонил копье в сторону своим клинком и громко рассмеялся:

— Повелители моей страны, говорите вы? — кричал он. — Ну и как же вы станете защищать меня, Макензи-сагиб?

Затем моя кобыла пронеслась мимо них. В моем распоряжении было несколько ярдов, чтобы справиться с ней и направить вниз по склону.

— Хватайте его! — заревел Акбар. — Брать живьем!

Чьи-то руки потянулись к голове лошади и моим ногам, но мы, благодарение Господу, уже набрали ход и прорвались сквозь них. Нам предстояло преодолеть спуск к реке, мост, обширное пространство за ним, а затем лишь достичь военного городка. Если удастся уйти за мост, то меня на такой кобыле догнать не сможет ни один конный афганец.

Едва дыша от страха, я прильнул к гриве лошади и дал шенкелей. Видимо, на завладение кобылой и прорыв через оцепление я потратил больше времени, чем предполагал, поскольку с изумлением обнаружил, что Макнотен вместе с двумя схватившими его афганцами находится буквально в двадцати ярдах ниже по склону, прямо на моем пути. Увидев, что я скачу на них, один из афганцев выхватил из-за пояса пистолет. Возможности избежать их не было, поэтому я вытащил одной рукой саблю, крепко держась другой за гриву. Но вместо того, чтобы стрелять в меня, он направил дуло на посла.

— Во имя Божье! — вскричал Макнотен. Пистолет выстрелил, и посол отпрянул, укрыв лицо руками. Я на полном скаку подлетел к стрелявшему, и кобыла прянула, приподнявшись за задних ногах. Вокруг нас собралась толпа, принявшаяся рубить упавшего Макнотена и подтягивающаяся ко мне. От страха и ярости я закричал и наугад махнул саблей — она лишь рассекла воздух, и мне едва удалось удержаться в седле, благо кобыла не подвела. Я рубанул еще раз, и теперь под клинком что-то хрустнуло и подалось прочь. Воздух вокруг гудел от воплей и угроз. Я резко дернулся, стараясь стряхнуть руку, зацепившуюся за мою левую ногу, рядом с моим бедром что-то треснуло о седло, кобыла заржала и ринулась вперед.

Еще один прыжок, еще один слепой взмах саблей, и мы на свободе, а изрыгающая проклятия толпа преследует нас по пятам. Я опустил голову, поджал ноги и понесся, как победитель дерби на последнем круге. Мы уже пересекли склон и мост, когда я заметил небольшую группу кавалеристов, неспешной рысью приближающихся к нам. Впереди я разглядел Ле Гейта — это был эскорт, которому вменялось в обязанность охранять Макнотена, но от Шелтона и его войск не было ни слуху ни духу. Что ж, они подоспеют, как раз вовремя, чтобы с почетом сопроводить останки посла — если после буйства гази что-нибудь уцелеет. Я привстал в стременах, оглянулся, чтобы убедиться, что погоня отстала, и окликнул солдат. Но единственным результатом стало то, что трусливые скоты развернули коней и помчались во весь опор к лагерю. Ле Гейт попытался было остановить их, но без толку. Не спорю, я сам трус, но разве не глупо упустить возможность понадувать щеки, когда все уже сказано? Руководствуясь этой мыслью, я развернул кобылу, благоразумно убедился, что ближайшие афганцы находятся ярдах в ста от меня и прекратили погоню. Примерно на таком же расстоянии позади них вокруг места гибели Макнотена кишела толпа, даже издалека я видел, что они орут и пританцовывают, разглядев, как вверх взметнулось копье с насаженным на острие серым предметом. «Да, Бернсу предстоит сегодня нелегкая работенка», — подумал я, и тут же вспомнил, что Бернс мертв. Что ни говорите, а служба по политической части — рискованное занятие.

Я мог различить Акбара в его сияющем панцире в окружении возбужденной толпы, но не видел ни Макензи, ни Лоуренса. «Бог мой, да я же единственный уцелевший», — подумал я, и когда Ле Гейт подъехал ближе, проскакал немного вперед и помахал саблей над головой. Она была вся в крови после случайного удара в свалке.

— Акбар-Хан, — заорал я, и лица на склоне холма начали поворачиваться в мою сторону. — Эй, Акбар-Хан, ты, клятвопреступник, собака! — Ле Гейт ухватил меня за локоть, но меня было не остановить. — Иди сюда, предатель! Спускайся и дерись как мужчина!

Я не сомневался, что он не станет этого делать, даже если услышит мои слова, а это было маловероятно. Впрочем, те из афганцев, кто поближе, наверняка расслышали, поскольку двинулись в моем направлении.

— Уходим, сэр, ну же! — воскликнул Ле Гейт. — Глядите, они приближаются!

Расстояние было пока безопасным.

— Шелудивый пес! — орал я. — И не стыдно тебе называть себя сирдаром? Ты убил безоружного старика, но осмелишься ли ты сразиться с Кровавым Копьем? — И я снова замахал саблей.

— Ради Бога! — вскричал Ле Гейт. — Вы же не можете драться со всеми ими!

— Разве я не сделал этого только что? — говорю я. — Черт побери, я намерен…

Он ухватил меня за руку и указал вперед. Гази приближались, маленькими группами перебираясь через мост. Ружей у них вроде не было видно, но приближались они угрожающе быстро.

— Посылаешь своих шакалов? — громыхал я. — Я хочу сразиться именно с тобой, афганский ублюдок! Ладно, раз не хочешь, не надо. Но придет еще день!

С этими словами я развернул лошадь, и мы поспешили добраться до ворот лагеря прежде, чем гази выйдут на дистанцию атаки, а при желании они умеют передвигаться весьма быстро.

У ворот царил хаос: спешно строились войска, прислуга и прочая шушера сновали туда-сюда. Шелтон, утянутый ремнями, отдавал приказы. Заметив нас, он повернул ко мне раскрасневшееся лицо.

— Бог мой, Флэшмен! Что происходит? Где посол?

— Мертв, — отвечаю я. — Изрезан на кусочки, да и Макензи вместе с ним, насколько я понимаю.

— Кто? Что? Как? — он едва переводил дух.

— Акбар-Хан вырезал всех, сэр, — спокойно говорю я. — Мы ждали ваш полк, но он так и не прибыл.

— Не прибыл? — говорит Шелтон. — Помилуйте, сэр, я как раз отправляюсь. Именно этот час был указан мне генералом!

— В любом случае, это уже поздно, — удивленно говорю я. — Слишком поздно.

Вокруг нас разразился ужасный гомон. Зазвучали крики: «Резня! Все убиты кроме Флэшмена! Господи, вы только посмотрите на него! Посол мертв!» и тому подобное.

Ле Гейт стал прокладывать путь через толпу, а Шелтон прорычал приказ стоять всем на местах, пока он не разберется, что происходит. Подскочив ко мне, бригадир стал расспрашивать о подробностях, а узнав их, принялся проклинать подлеца и предателя Акбара.

— Мы немедленно должны отправиться к генералу, — заявил он. — Черт побери, но как же вам удалось выжить, Флэшмен?

— Хороший вопрос, сэр, — воскликнул Ле Гейт. — Взгляните-ка! — И он указал на мое седло. Мне припомнилось, что во время схватки рядом с моей ногой что-то стукнуло, и теперь увидел, что это был хайберский нож, воткнувшийся острием в луку седла. Его, видимо, метнул один из гази. Пара дюймов в ту или другую сторону, и я или кобыла вышли бы из строя. При одной мысли о том, какой результат мог иметь этот удар, вся бравада слетела с меня напрочь. Я почувствовал слабость и усталость.