— А с другой стороны, какой в этом смысл? — продолжил Акбар. — Белая Королева будет мстить за своих детей. Нет, они должны мирно уйти в Индию — вот за что я ратую. Я не враг британцам, просто они загостились в моей стране.

— Уж один из них точно провел здесь лишний месяц, — заявил я. Акбар засмеялся.

— Вы единственный из феринджей, Флэшмен, кого я буду рад видеть здесь столько, сколько вам будет угодно, — ответил он. — Но остальные должны уйти.

— Они пришли, чтобы посадить на трон Суджу, — сказал я. — И не бросят его в таком бедственном положении.

— Они уже согласились сделать это, — с ехидцей заметил Акбар. — Я лично обсудил все условия с Макнотен-сагибом.

— Вы встречались с Макнотеном?

— Именно. Британцы согласились со мной и вождями, и готовы выступить в Пешавар как только соберут достаточно провизии для марша и уничтожат лагерь. Согласно договоренности, Суджа остается на троне, а британцам гарантируется безопасный проход через перевалы.

Итак, мы покидаем Кабул. Меня не слишком волновал, но интересовал вопрос, как Эльфи и Макнотен станут объясняться в Калькутте. Вынужденные бесславно отступить, выбитые ниггерами — все это выглядело не слишком-то блестяще. Естественно, болтовня насчет Суджи, оставленного на троне, ни на секунду не затуманила мне глаз: как только мы уйдем, его спихнут, заточат в крепость и забудут про него навсегда. А человек, который займет его место, сидит сейчас передо мной и наблюдает за тем, как я перевариваю новости.

— Так, — произнес я наконец. — Здесь все ясно, но что делать мне? Если правильно понимаю, я должен костылять куда подальше вместе с остальными, не так ли?

Акбар наклонился ко мне.

— Возможно, в моем изложении дела выглядели несколько упрощенно. Существуют определенные трудности. Например: Макнотену требуется согласовать договор не только со мной, но и с дуррани, гильзаями, кизилбашами, и так далее — ведь все племена равны. И потом, британцы-то уйдут, а племена останутся, и кто тогда будет править?

— Шах Суджа, если следовать вашему рассказу.

— Он сможет править только при условии, что его поддержит большинство объединенных племен. При настоящем положении дел это будет затруднительно, поскольку они смотрят друг на друга искоса. О, Макнотен-сагиб вовсе не так глуп, как вы о нем думаете, — он стремится расколоть нас.

— А вы разве не в состоянии объединить их? Вы же сын Дост-Шохаммеда, и месяц назад на перевалах везде только и разговоров было, что об Акбар-Хане и что он за отличный парень.

Он засмеялся и захлопал в ладоши.

— Как учтиво с вашей стороны! Допустим, это так…

— Весь Афганистан твой, — рявкнул Султан Джан. — А что до Суджи…

— Я имею только то, что имею, — довольно резко оборвал его Акбар. — И этого недостаточно, если они считают, что я должен поддерживать Суджу.

На несколько секунд воцарилась напряженная тишина, после чего Акбар продолжил.

— Дуррани не любят меня, а они могущественны. Было бы неплохо подрезать им крылышки. Им и еще кое-кому. А после ухода британцев сделать этого не удастся. А вот с их помощью — можно успеть вовремя.

Эге, подумал я, вон куда ты клонишь.

— И вот что я предлагаю, — говорит Акбар, глядя мне прямо в глаза. — Макнотен может нарушить свой договор в отношении дуррани, и тем самым помочь мне в их низвержении. В обмен на это, я позволю ему — ведь после ухода дуррани и их союзников власть окажется у меня — остаться в Кабуле еще на восемь месяцев. На это время я становлюсь визиром у Суджи, правя от его имени. Страна утихомирится — настолько, что писк мыши в Кандагаре можно будет расслышать в Кабуле — и британцы смогут уйти с достоинством. Разве это не честно? Альтернативой является поспешное отступление сейчас, когда никто не может гарантировать безопасности, так как нет силы, способной удержать в узде дикие племена. А Афганистан будут раздирать на части враждующие между собой партии.

За годы своей не слишком честной жизни я заметил, что подлец, излагающий свой коварный план, больше старается убедить себя, чем слушателей. Акбар намеревался подложить свинью своим афганским врагам, и ничего более, тут и гадать было не о чем, но при том хотел выглядеть джентльменом — хотя бы в собственных глазах.

— Возьметесь ли вы передать мое секретное предложение Макнотен-сагибу, Флэшмен? — спросил он.

Я бы согласился, даже если бы он попросил меня передать предложение руки и сердца королеве Виктории, так что не задумываясь ответил «да».

— В качестве дополнительного условия вы можете передать, что я рассчитываю получить единовременно двадцать тысяч рупий, — добавил он, — и четыре тысячи в год пожизненно. Полагаю, Макнотен-сагиб найдет это разумным, поскольку я, возможно, спасаю его политическую карьеру.

И свою собственную, мысленно продолжил я. Ну да, визир Суджи! Едва дуррани уйдут, Судже помашут ручкой, и да здравствует шах Абар. Но мне на это было наплевать. Если что, я могу хвастать потом, что находился в приятельских отношениях с правителем Афганистана, — если, конечно, ему удастся стать таковым.

— Итак, — продолжил Акбар, — вам следует передать мои предложения Макнотен-сагибу лично, в присутствии Мухаммеда Дина и Хана Хамета, которые отправятся вместе с вами. Если вы сочтете, — на его лице блеснула улыбка, — что я не доверяю вам, друг мой, позвольте сказать, что я не доверяю никому. Вы лично здесь ни при чем.

— Мудрый сын, — проскрипел Хан Хамет, впервые открыв рот за все время, — не доверяет и матери.

Что ж, ему лучше было знать свою семью.

Я указал на то, что план может быть воспринят Макнотеном как предательский в отношении других вождей, а его роль — как бесчестная. Акбар кивнул.

— Я говорил с Макнотен-сагибом, припомните, — мягко сказал он. — Он же политик.

По его мнению, такой ответ являлся исчерпывающим. Я не стал спорить.

— Передайте Макнотену, что если он согласится, а я полагаю, согласится, — продолжил Акбар, — то ему нужно будет прийти на встречу со мной к форту Мохаммеда, за стеной лагеря, послезавтра. Ему следует иметь при себе достаточно людей, чтобы по условному сигналу захватить дуррани и их союзников, которые придут со мной. После чего мы решим все дела к нашему общему удовольствию. Это принимается? — и он обвел взглядом своих товарищей, а те закивали в знак согласия.

— Скажи Макнотен-сагибу, — сказал Султан Джан с мерзкой ухмылкой, — что если он захочет, то может получить голову Аменула-хана, того самого, который напал на Резиденцию Секундара Бернса. И еще, что мы, барукзии, в этом деле заодно с гильзаями.

Если барукзии спелись с гильзаями, то Акбар, похоже, твердо стоит на ногах. Макнотен должен думать также. Но я, глядя на четыре эти рожи — умильную Акбара и трех его подельников, чуял, что от всей этой истории идет душок похуже, чем от дохлого верблюда. Доверять этой шайке стоило не больше, чем змеям Гюль-Шаха.