хотелось побеседовать с Китти, — тоскливо вздохнула девушка, направив взор на офицера. Она подошла к нему чуть ближе, пару раз цокнув каблуками, и свободной рукой с показательной заботой стряхнула не существовавшие пылинки с его шинели. — Папенька жалуется, что ты уже который раз отклоняешь его просьбы о совместном ужине, ссылаясь на работу. В чем дело, Алекс? Фройляйн Китти занимает все твое свободное время?

Мюллер резко схватил ее запястье и грубо отпрянул в сторону. Его лицо было непроницаемым, но лишь по недружественному жесту я поняла, что он не особо радует Лиззи. И мне вдруг жутко захотелось узнать причину.

Но после я мысленно дала себе пощечину. Какое мне было дело до отношений той странной парочки? Пусть эти немцы сами разбираются…

— Генерал Хоффман вошел в мое положение, и мы уже назначили дату следующего совместного ужина, — хладно отчеканил мужчина. — До встречи, Лиззи.

— Ох, мне всегда нравился твой официоз, — усмехнулась девушка, расплывшись в язвительной улыбке. — Буду ждать тебя и Китти, мы еще не все обсудили!

Она выкрикнула последние слова нам вслед, когда Мюллер грубо схватил меня за запястье и повел от нее прочь. Мы шли так быстро, что я едва успевала переступать с ноги на ногу: за считанные минуты у меня сбилось дыхание, а в правом боку вдруг болезненно закололо. Так продолжалось до тех пор, пока мы не перешли на соседнюю улицу.

— Зачем вы заговорили с ней? — мрачно спросил офицер на русском, наконец отпустив мое запястье.

Он по-прежнему избегал моего взгляда.

— Рано или поздно она все равно бы…

— Вам было велено всего лишь сопровождать Артура, — сквозь зубы процедил Мюллер. — Но вы и здесь прокололись, причем дважды.

— И какой запрет я нарушила на этот раз? — недоумевала я, подавив желание закатить глаза.

— Открыли рот, — безразличным голосом отчеканил Алекс Мюллер. — Лиззи — дочь генерала СС и главная сплетница Баварии. Через пару часов весь Мюнхен будет знать, что я таскаюсь с вами по городу. Будь Артур с нами, объясниться было бы гораздо проще.

Я громко выдохнула, пытаясь не взорваться в ответ на его колкости.

— Что ж, если я вам так осточертела, и вы подрываете из-за меня свою безупречную репутацию, то прикажите сопровождать нас с Артуром другому полицейскому.

Мюллер остановился посреди улицы, устало провел рукой по лицу и тихо произнес:

— Обязательно… как только отыщем Артура, так сразу…

— Оберштурмбаннфюрер… Хайль Гитлер! — со сбитым дыханием подбежал один из молодых полицейских, на ходу отдав честь. — Штурмбаннфюрер Шрёдер ожидает вас в штабе для доклада.

Мюллер выругался на немецком и раздраженно выдохнул.

— Передай штурмбаннфюреру, что я буду на месте с минуты на минуту. Как только узнаете что-либо про пропавшего мальчика — немедля сообщайте мне. До утра я буду в штабе. Ориентировка на его розыск у вас имеется?

— Так точно, — подтвердил парень, вытянутый как струна.

— Свободен, — равнодушно произнес Мюллер и зажег очередную сигарету. Его мрачный взгляд рассредоточено скользил по улице.

— Хайль Гитлер! — торжественно воскликнул полицейский, отдал честь и спустя мгновение растворился в общем потоке горожан.

— Что это значит? — растерянно спросила я, следуя за офицером. — Какой штаб? Что значит вы будете там до утра? Как же… как же Артур? Он ведь совсем один… он… Разве вы не помните, что случилось с ним на рождественской ярмарке?

Мюллер молчал. Он сосредоточенно вдыхал табачный дым от зажженной сигареты и шагал по улице, пропустив мои вопросы мимо ушей. Мужчина даже не оборачивался, чтобы убедиться, что я не сбежала и следовала за ним. А я решила не быть надоедливой канарейкой, которая щебечет целыми днями, привлекая к себе внимание.

Дорога до штаба заняла от силы десять минут. Это было обыкновенное здание из темного кирпича, подобное многим старинным постройкам Мюнхена. На крыльце и на крыше развивался красный флаг со свастикой в белом кругу, а на входе сидел заспанный рядовой в темно-зеленой форме. Он тут же вскочил на ноги, выпрямился как струнка при виде вошедшего в помещение Мюллера, и отдал честь. Алекс же прошел мимо молодого парнишки с угрюмым выражением лица, а рядовой до последнего провожал меня недоуменным взглядом.

Мужчины, находившиеся в здании на тот момент, все как один восклицали «Хайль Гитлер», и чем меньше был их чин, тем сильнее они выпрямлялись, отдавая честь оберштурмбаннфюреру. Но неизменным оставалось одно — все они молча разглядывали меня, кто-то с недоумением, а кто-то откровенно пялился, до последнего прожигая взглядом мой затылок. Как только в узких длинных коридорах раздавался торопливый цокот женских каблуков, особо любопытные мужчины выглядывали из кабинетов, чтобы проводить меня удивленным взглядом. Все это не могло меня не смутить. Было предельно ясно — женщина в подобном учреждении была для них необычайной редкостью и скорее приятным исключением.

В одном из кабинетов нас встретил мужчина средних лет со схожей с Мюллером формой. На нем сидел все тот же серый китель, на левой петлице красовались те же руны «SS» в виде двух молний, на правой были изображены те же четыре серых звезды. Отличие было лишь в погонах с плетением «Гусеница»: у незнакомого мужчины красовалась желтая подкладка, вместо зеленой Алекса и отсутствовали какие-либо звезды.

Незнакомый офицер с темными усами «щеточка» над верхней губой отдал честь, как только мы вошли в помещение. Мюллер холодно поприветствовал его в ответ, и в тот момент я поняла, что его гость имел меньшее звание, чем хороший знакомый фрау Шульц. Мужчины обменялись парочкой слов и отправились в коридор. Но перед тем, как выйти, Мюллер напоследок бросил в мою сторону укоризненный взгляд, в котором буквально читались слова «только попробуй сбежать отсюда».

Я сняла пальто и мельком огляделась.

Нетрудно было догадаться, что это просторное помещение было его кабинетом. Там было вовсе не жарко, потому как оно не отапливалось, но и не шибко холодно. Через пару минут я уже пожалела, что сняла пальто и зябко поежилась.

Посередине кабинета со стены на меня смотрел портрет Адольфа Гитлера, а прямо над ним располагался широкий стол из дорогого красного дерева с высоким деревянным стулом, обшитым темной кожей. На столе лежали целые кипы бумаг и папок с неизвестным содержимым, на самом краю стоял громоздкий стационарный телефон черного цвета, а также парочка фотографий в неприметных рамках.

На одной из них была изображена семья из четырех человек: отец в строгом костюме, мать с красиво уложенными волосами и закрытом черном платье, сын лет пяти в забавных темных шортах, белой рубашечке и небольшим медведем в руке, и маленькая дочь двух-трех