— Ты же сам говоришь, на это не один день уйдет. Скоро и мою область освободят, а может и уже освободили, — я пожала плечами, опустив взгляд на брусчатку. — У нас страна большая и физически невозможно за один день освободить оккупированные области… Но я все же верю, что этот кошмар скоро закончится.

— Я вот что подумал, — Ванька вдруг взял мою ладонь и мягко погладил костяшки моих пальцев. Его светло-голубые глаза отыскали мои, а на устах мелькала робкая улыбка. — Кать, мы не знаем, що буде завтра… Ты мне нравишься, да и ты вроде как тоже проявляешь ко мне интерес… В общем, давай поженимся?

Мои глаза против воли удивленно округлились. Я глупо улыбнулась, подправив обдуваемые ветром волосы. Иван мне нравился, от него исходило какое-то тепло, такое доброе и родное… он напоминал мне отчий дом и соседских мальчишек. Мы приятно проводили время, разговаривали обо всем на свете, вспоминали родные края и мирную жизнь. Но я и думать не могла о том, чтобы построить с ним семью. Тем более здесь, во вражеской стране.

— Вань… ты серьезно? — я смутилась, но виду старалась не подавать, боясь задеть его своим равнодушием в романтическом плане. Боялась потерять хорошего друга и единственную здешнюю поддержку, помимо Аси.

— Ну а що? Колька говорит, що на соседних фермах наши остарбайтеры уже вовсю семьями обзавелись, кто-то даже детей родил. Поженились не на бумаге, но все же… какая разница? Разве какая-то бумажка может помешать счастью двоих? Я думаю, нет. К тому же, по сравнению с другими нашими, мы на ферме еще очень даже неплохо устроились. Да и фрау будет не против нашего союза, — он слегка сжал мою ладонь, взглянул с надеждой и улыбнулся. — Я не тороплю тебя, у нас есть время. Обдумай все хорошенько, я буду ждать ответ.

Вдалеке раздалось тарахтение приближающегося автомобиля. Мы с Ванькой как по команде повернули головы и отошли в сторону, чтобы пропустить машину. Я с ужасом замерла, когда сквозь переднее стекло автомобиля уловила знакомое лицо Мюллера, он был в плотной шинели, сшитой из серого сукна. На черном воротнике красовались все те же руны СС, на левом предплечье был вышит серебристый орел, а чуть ниже на рукаве знакомый черный манжет с надписью «SS Polizei-Division». Но еще больше оторопела, когда немец плавно остановился в нескольких метрах от нас. При появлении оберштурбаннфюрера, Иван упрямо продолжал удерживать мою руку, а когда я попыталась вырваться, он лишь крепче сжал ладонь едва ли не до хруста костей.

— Катарина, собирайтесь. Вы с Артуром едете в Мюнхен, — хладно скомандовал Мюллер, с пренебрежением разглядев нас с Ванькой.

Меня чертовски раздражала его манера раздавать приказы. Он совсем не учитывал тот факт, что мы не его подчиненные солдаты и присягу не давали.

— Можно в этот раз без меня? — я нахмурила брови, направив взгляд точно в его синие-синие глаза с хищным прищуром.

— Я бы с удовольствием, но Артур не поедет без вас, — высокомерно произнес мужчина, с безразличием отводя взгляд на дорогу. — У вас есть пятнадцать минут на сборы.

Я с огромным усилием подавила желание закатить глаза и вместо этого громко выдохнула, проследив, как он уезжал в сторону усадьбы.

— Все хорошо? — обеспокоенно спросил Ваня. — Выглядишь утомленной.

Да, я была утомлена присутствием в моей жизни такого наглого и высокомерного человека как Алекс Мюллер.

Я безучастно помотала головой, и мы молча пошли в сторону дома.

— Каждый раз, когда ты бываешь с ним наедине, ты будто сама не своя. Глаза на мокром месте, да и не разговорчивая особо, — сказал парень, взволнованно запустив пятерню в волосы. — Скажи честно, он обижает тебя?

— Не обижает, но и не особо любезничает, — честно призналась я. — Давай не будем уделять его персоне столько внимания.

— Добре. Просто… — Ванька неловко почесал затылок. — …я волнуюсь за тебя. Никто не знает, чего ожидать от этих фрицев. Ты же знаешь, мы здесь бесправные…

Было приятно, что он беспокоился обо мне. Да и в целом, приятно, когда есть люди, которые волнуются за тебя — чудесное чувство. Чувство важности. Чувство, что ты нужен кому-то кроме себя самого.

По привычке собралась я за считанные минуты: переоделась в темно-коричневое платье плотного кроя, скрывавшее колени, расплела две косы и заколола несколько ниспадающих светло-русых прядей на затылке, оставив русые волосы красоваться легкой волной на спине, а сверху закрепила от ветра привычную черную шляпку-таблетку.

— И не забудьте заехать на почту за свежей корреспонденцией! — в третий раз оповестила нас фрау Шульц, проводив до машины. — Артур, веди себя хорошо и не доставляй проблем Алексу.

— Не беспокойтесь, фрау Шульц, — твердо произнес офицер, усаживаясь за руль.

— До свидания, маменька! — радостно воскликнул мальчик, махая ладонью на прощание.

Дорога до Мюнхена показалась мне вечностью. Артур то и дело тыкал пальцами в окно, с восхищением разглядывая унылые дождливые пейзажи. Я же с натянутой улыбкой кивала на каждое его слово — сил на полноценный диалог не было. Присутствие Мюллера и предстоящая прогулка в его компании не прибавляли настроение, а напротив, забирали оставшиеся силы.

На середине пути я вдруг вспомнила про излишнюю слезоточивость мальчика на холоде. А затем мигом достала белоснежный хлопковый платок из сумочки и вложила во внешний карман его коричневого пальто.

— Смотри, Китти-Митти, там пони! — воскликнул Артур, прижавшись к окну автомобиля. — Правда, они милые? Они всегда представлялись мне красного цвета. Однажды я увидел белого коня и удивился. После этого в моей голове они делятся на красных и белых.

— Ты прав, Артур, пони очень милые, как и все детеныши животных, — произнесла я с усталой улыбкой на устах и мельком поглядела в зеркало заднего вида, где тут же словила сосредоточенный взгляд офицера.

— Алекс, а ты знал, что твое имя белого цвета? — неожиданно спросил Артур, чуть пододвинувшись к водительскому сиденью. — Такого, как безобидные белые облака на небе.

Уст Мюллера коснулась призрачная тень улыбки, схожая с привычной ухмылкой. А у меня промелькнула мысль — умел ли он вообще улыбаться?

— Спасибо, что осведомил, Артур, — донесся его невозмутимый голос с водительского сиденья. — А твое имя?

— Мое имя всегда было цвета спелой малины, — признался мальчик, тоскливо вздохнув. — Мне не нравится этот цвет, но ничего поделать с этим я не могу.

Мюллер удовлетворенно кивнул, а спустя минуту задал вопрос, от которого я на мгновение опешила:

— А что на счет фройляйн Китти? Какой цвет имеет ее имя?

Его хищный