Я заверещала от неожиданности, чем только вызвала смех у Ваньки, и он продолжил нависать на до мной, тяжело дыша. Шапки наши отлетели на пару шагов, и мои волосы распластались по всему снегу, намокая с каждой секундой. Парень с интересом разглядывал мое лицо светло-голубыми глазами, а на устах его играла легкая улыбка. Его лицо находилось всего с нескольких сантиметрах от моего, но на достаточном расстоянии, чтобы я не запаниковала от столь неожиданной близости. Спустя мгновение мы затихли, осознав произошедшее. Тяжело дыша, мы боялись пошевелиться, чтобы не смутить друг друга.

— У тебя солома в волосах, — тихо произнес Ваня и тут же принялся осторожно вынимать ее.

Я смутилась, но виду не подала, и терпеливо дождалась пока он аккуратно вытащит частицу сена из спутанных влажных волос. Парень уже хотел было помочь мне подняться, как вдруг со стороны дома раздался строгий голос фрау:

— Китти, почему ты еще не одета? К нам уже приехал гер Мюллер! А Артур тебя обыскался!

Мы с Ванькой как по команде вскинули головы и обнаружили возмущенную фрау Шульц на заднем крыльце дома. Она выбежала на улицу в одном закрытом сером платье, а поверх наспех накинула изящный изумрудный платок. Рядом с ней стоял офицер Мюллер в непривычном парадном черном кителе со свойственным ему сосредоточенным выражением лица. У него всегда был волчий взгляд, будто в каждом кусту он искал затаившегося врага. С немым вопросом на лице офицер вскинул бровь, разглядев нас, резвящихся на снегу, и невозмутимо поправил черный кожаный ремень на кителе с серебристой пряжкой, на которой сверкал вражеский орел.

Меня в миг одолело чувство стыда. Со стороны мы казались не резвящимися подростками, а парочкой влюбленных, которые урвали долгожданные свободные минуты, чтобы провести их вместе.

— Китти, живо! — уходя в дом, вновь нетерпеливо воскликнула фрау.

Ванька быстро помог мне подняться на ноги, и я в спешке отряхнулась от липкого снега, краем глаза наблюдая, как Мюллер зашел в усадьбу вслед за немкой.

— У тебя будут проблемы? — поинтересовался Иван, когда мы вбежали в дом.

— Не думаю, — невзначай ответила я, попытавшись на ходу расчесать непослушные волосы, влажные от снега. — Завтра Генриетта влепит выговор, что мне нельзя уклоняться от расписания Артура и бросать его средь бела дня.

— В любом случае… было весело, — Ванька широко улыбнулся, наблюдая, как я в спешке поднималась по лестнице. — Спасибо тебе.

Я лишь успела обернуться и одарить его искренней улыбкой, как на него тут же набросилась Танька:

— Где вы ходите? Фрау вас обыскалась и вообще… що за внешний вид? Быстро приведи себя в порядок и спускайся в гостиную, вас вдвоем все заждались. Генри объявила, що мы разделим с панами рождественский ужин!

— Серьезно? Не шутишь? — раздался удивленный голос Вани с первого этажа.

— Да делать мне больше нечего! Бегом переодеваться!

Мне хватило около пятнадцати минут, чтобы принарядиться в приличное платье, сделать более-менее сносную прическу и в целом привести себя в порядок на скорую руку. Как оказалось, Ваньке времени понадобилось вдвое меньше. Я вошла в гостиную в числе последних, когда парень слегка махнул мне рукой и предложил сесть между ним и Артуром. Извинившись за долгое отсутствие, я пожелала всем приятного аппетита и присела между мальчишками, мельком оглядев присутствующих.

За праздничным столом встретились все: собранная и строгая фрау, веселый Артур, Амалия с поникшим лицом и совсем не рождественским настроением; офицер Мюллер, бросавший беглые взгляды в сторону меня и Ваньки; также девчонки-горничные со счастливыми лицами, Колька им под стать и даже кухарка Гертруда почтила нас своим визитом.

Стол был усыпан различными яствами, которые в обычные дни для нас были скорее редким исключением. Меня окружали пряные булочки с корицей, сдобный пирог, украшенный сахарной глазурью, который в утреннем разговоре упомянула Тата; традиционный рождественский мясной суп, знаменитые немецкие копченые колбасы, а также тушеная картошка с жареными до золотистой корочки куриными крыльями и бедрами. От непривычного разнообразия блюд и аппетитных запахов на мгновение закружилась голова и пустой желудок завыл с удвоенной силой.

— Желаю всем приятного аппетита! — торжественно произнесла фрау Шульц, оглядев каждого присутствующего за столом.

Несмотря на то, что мы с ребятами привыкли есть и бесконечно делиться различными историями, в то Рождество мы безмолвно накинулись на еду, отдав дань немецкой традиции молчать за столом. Я мельком наблюдала за девчонками: Оля периодически косилась в сторону Мюллера с глупой влюбленной улыбкой на устах и постоянно шептала на ухо Аське что-то нечленораздельное. Та отстраненно пожимала плечами и спокойно ела, время от времени прислушиваясь к шушуканью Лëльки. А Танька и вовсе делала вид, будто не замечает неугомонную подругу и сидела с таким размеренным выражением лица, словно ела подобные блюда три раза на дню.

Когда основная часть гарниров была съедена, Артур первый подал голос:

— А когда мы будем дарить друг другу подарки?

— Милый, уже совсем скоро, — мягко утешила Генриетта. — Алекс, как поживает гер Нойманн? Почему же он не почтил нас визитом?

— Кристоф просил извиниться. Ему необходимо было отъехать в командировку по срочному и безотлагательному делу. Но как только он вернется из Берлина, тут же сообщит вам дату свадебного торжества, — невозмутимо ответил Мюллер, бросив обеспокоенный взгляд в сторону побледневшей Амалии. — Также он упомянул, что рейхсфюрер одобрил кандидатуру Амалии.

— Безусловно, дела партийные… мы понимаем, — учтиво ответила фрау. — Что ж, приятно слышать, что сам гер Гиммлер одобрил кандидатуру моей дочери, и что свадьба состоится нынче же.

Я не могла смотреть на фройляйн Шульц… до того жалко мне ее было. Девушка весь вечер не поднимала взгляд выше тарелки. До негласной помолвки с Нойманном, она принимала огромное участие по хозяйству, помогала матери вести бухгалтерский учет и проводила время с Артуром. После же, из нее будто выбили дух. Весь документооборот фрау Шульц лег на хрупкие плечи Аси, а Амалия словно почувствовала, что в скором времени родная усадьба перестанет быть ее домом, и возможно, после замужества она будет редким гостем в родительском доме.

— Прошу меня извинить, — на ходу произнесла Амалия, в спешке выбежав из гостиной.

— Милая, куда же ты? — растерянно бросила фрау ей вслед. — Ты едва притронулась к еде. С тобой все в порядке?

Неужели она не замечала, отчего ее Амалии было так плохо? Неужто Генриетта так сильно любила сына, что была готова пожертвовать счастьем собственной дочери?! Я устало провела рукой по лицу, укоризненно покачала головой и откинулась на спинку стула. Мое отношение к развернувшейся обстановке не осталось незамеченным Мюллером.