— Я приведу ее, — коротко сообщила подруга и, бросив в мою сторону последний испуганный взгляд, быстро удалилась из помещения.

Фрау Шульц нервозно убрала с воротника белоснежное бумажное полотенце и мельком оглядела всех присутствующих, натянув дежурную улыбку.

— Думаю, пора начинать дарить подарки.

На протяжении получаса счастливый Артур поочередно доставал из-под елки коробки, обернутые в разноцветную упаковочную бумагу. В основном, большинство подарков были адресованы ему, но и нам достались презенты на Рождество от щедрой фрау. Девчонкам она вручила по шали цвета слоновой кости со старинными узорами. Она была сшита из тонкой шерсти, вытканной из козьего пуха. Хлопцам достались добротные белоснежные рубашки из хлопка, под стать тем, что ежедневно носили немецкие мужчины.

Мне же Генриетта подарила очаровательный белоснежный пиджак с широкими плечами и тонким поясом в тон, который безупречно подчеркивал талию. К нему в комплекте шла расклешенная черная юбка из плотной шерсти для холодной погоды, едва прикрывавшая колени. Дополнением к наряду служила белая плоская шляпка-колесо с узкими полями, на ней также красовалась черная атласная лента. Девушки тут же окружили меня, с восторгом разглядывая ткани, а Лëлька даже успела выхватить шляпку у меня из рук и примерить.

Я была благодарна фрау Шульц за столь щедрый подарок, но прекрасно понимала, что одаривала она меня приличной одеждой лишь ради сына и репутации семьи в целом… Была ли нужна мне эта модная одежа? Нет. Дарила ли мне она ее, будь я обыкновенной горничной? Опять мимо.

Артур все это время с восторгом осматривал миниатюрный фотоаппарат «Leica III» последней модели, который вручил ему офицер. Мужчина с полчаса объяснял ему принципы работы столь небольшого, я бы даже сказала карманного аппарата, и мальчик с жадностью впитывал каждое его слово. Этот агрегат прямоугольной формы действительно отличался от тех фотоаппаратов, которые я повидала за всю свою жизнь, и помещался буквально в двух руках.

— Я хочу сфотографировать вас! — вдруг заявил Артур к тому времени, когда Ася и Амалия уже вернулись в гостиную. — Маменька, ну встаньте же!

— Хорошо. Давайте… ох, давайте на фоне камина, — растерялась фрау Шульц.

Мюллер тут же поставил один стул возле камина. На него присела фрау со свойственной ей строгой осанкой, а подле нее встала Амалия со сдержанным и неулыбчивым выражением лица. Она опустила левую ладонь на спинку стула и направила безучастный взор в сторону младшего брата. Мальчик аккуратно преподнес аппарат к лицу, сощурил второй глаз, и спустя мгновение в воздухе раздался едва уловимый щелчок затвора. Он значительно отличался от того громкого щелчка, который мы все привыкли слышать от массивных фотоаппаратов.

Артур радостно подпрыгнул три раза и изъявил желание, что намерен запечатлеть всех присутствующих в доме. Старушка Гертруда окрестилась от этой затеи и, под предлогом чая, тут же сбежала в кухню. Ребята же напротив, воспользовались шансом получить бесплатные памятные фотокарточки, еще и с помощью подобного современного аппарата. Следующие полчаса каждый поочередно позировал на фоне старинного камина, лишь я и Мюллер безучастно оставались в стороне. Как-то мне не прельщало развлекаться, не было желания запечатлевать тот период жизни во вражеской стране. Да и настроение для фотографирования, честно говоря, было совсем не подходящее. Присутствовала я лишь на трех фотокарточках: на групповом фото, когда Мюллер поставил фотоаппарат на треногу и нажал на парочку кнопок, чтобы аппарат запечатлел всех присутствующих; где мы стояли вчетвером с девчонками и где Артур буквально с силой заставил меня сфотографироваться с ним.

Наконец, когда пленка закончилась, большинство присутствующих облегченно выдохнули. Восхищенный Артур угомонился лишь когда офицер пообещал проявить все получившиеся кадры и как можно скорее привезти их мальчику. К тому времени Гертруда уже заварила душистый чай, и Таня с Олей сновали туда-сюда, освобождая стол от пустых тарелок, чтобы наполнить его различными вкусностями.

В один момент во время всеобщих разговоров о рождественских традициях я подметила, как Мюллер коротко обмолвился с фрау парочкой слов и вышел из гостиной, направившись к крыльцу дома. Выдержав минуту, я тут же вышла из-за стола под предлогом уборной, и выскользнула в коридор. Как только убедилась, что за мной никто не наблюдал, тут же прошмыгнула в сторону выхода, предварительно накинув пальто.

Улица встретила прохладным воздухом, белоснежным паром изо рта и плотным запахом сигарет. Мюллер стоял спиной ко мне на длинном крыльце усадьбы, служившим небольшой верандой. Он не спеша потягивал сигарету, глядя в темную даль, и не заметил, как я вышла вслед за ним… или специально не обратил внимание.

Скудное освещение веранды и ниспадающий свет с окон дома помогли мне получше разглядеть его парадный китель. Он был сшит из высококачественного черного сукна и обрамлен широким кожаным ремнем вокруг талии. Еще в гостиной под ним я заметила табачно-коричневую рубашку и черный галстук. Погоны и петлицы были все те же, что и на обычном сером кителе, на левом рукаве красовался тот же черный манжет с двумя молниями и вышитой серебристой надписью «SS Polizei-Division». А с правой стороны висела уже привычная кобура с оружием, угрожающая одним своим видом.

— Так и будете молчать? — вдруг раздался его тихий голос с непривычной русской речью, отчего на мгновение я замерла то ли от страха, то ли от неожиданности. Он медленно выдохнул серый табачный дым и оглянулся через плечо, на долю секунды встретившись с моими испуганными глазами. — Или вы случайным образом вышли подышать воздухом вслед за мной?

— Как вы узнали, что это я?..

Я не узнала собственный голос. Он вышел зажатым и слегка дрожащим, чем-то схожим с писком трусливого зайца, прижатого к стенке. Я тут же прочистила горло и гордо вздернула подбородок, хотя мужчина даже и не собирался смотреть в мою сторону. Отчего-то меня задевала моя уязвимость и трусливость перед ним… Я не желала показывать страх, ведь такие как он наслаждались чужой болью и упивались властью, которую имели над нами. Я наотрез отказывалась доставлять ему подобное удовольствие.

— Кому еще понадобится идти за мной? — Алекс ухмыльнулся, глядя в темную даль. Он говорил тихо, чтобы не услышали лишние уши, при этом его голос звучал с низкой тональностью и легкой хрипотцой. — Фрау Шульц и Амалии точно нет, да и друзья ваши не осмелятся… вы единственная в этом доме, кто знает, что я говорю на русском.

Меня чертовски раздражала его манера «я все знаю, я тут главный и самый умный». Поэтому я на мгновение сжала челюсть, вдохнула полной грудью и сказала то, что намеревалась сказать весь