время моих безуспешных попыток привести жнеца в чувство, но по лицу его я видела, что в изложенную Оливером версию он поверил не больше, чем я в обещание возрождённого нас догнать. Наконец, явно притомившись наблюдать за моей бестолковой суетой вокруг Алессандро, он шагнул к кровати, тронул меня за плечо и сказал, что мне не повредило бы отдохнуть. Знакомый — горгул надёжный, верный идеям диссидентства и из его дома нас не выгонят и не найдут, если вдруг станут искать.

Ну да, очевидно, что с арены мы столь спешно драпали отнюдь не по причине чрезмерных возлияний моего жениха.

Уходить не хотелось. Вдруг за время моего отсутствия Алессандро станет хуже? Но и не признать правоту Кахалона нельзя. Надо привести себя в порядок, успокоиться и всё взвесить трезво, твёрдо и без паники.

Уложив жнеца поудобнее и накрыв его одеялом, я наведалась в ванную комнату. В домах старой части города и вода горячая есть, надо же…

Сменила ипостась, осмотрела себя, убеждаясь, что физически цела и здорова, умылась и вернулась к Алессандро. Опустилась рядом с ним на край постели и так и просидела до самого рассвета, бездумно глядя в окно.

* * *

— Халциона?

Я моргнула, выныривая из странного состояния полудрёмы, полузабытья, повернула голову к оставшейся открытой двери.

— Киана? Что ты здесь делаешь?

Сестра переступила порог спальни, приблизилась к кровати.

— Кахалон залетел с утра пораньше, предупредил наших родителей, что ты у него ночевала и на день тоже останешься, и мне шепнул, чтобы я заглянула. Вот, — Киана стряхнула с плеча лямку сумки, — я тебе одежду принесла, если надо.

— Спасибо, — я кое-как выпрямилась, прогнулась в попытке размять затёкшую спину.

Кажется, горгул заходил под утро, спрашивал что-то о моих родителях… но я большую часть сказанного даже не расслышала, скульптурой застыв в осоловелой этой, бездумной пустоте.

— Что с ним? — сестра настороженно посмотрела на Алессандро.

С ночи ничего не изменилось, жнец по-прежнему лежал неподвижно и еле-еле дышал.

— Не знаю, — ответила честно и внезапно спохватилась: — А Кахалон не сказал родителям, что…

— Что у вас тут явно какая-то мутная хрень стряслась? — догадливо закончила мою мысль Киана. — Нет. Я же говорила, Кахалон не такой. Он всё понимает… особенно когда речь о чём-то… таком.

Интересно, одобрил бы он кражу священной реликвии под носом толпы, её прославляющей?

Я встала, забрала у сестры сумку, изучила содержимое. Киана не мелочилась, сложила впопыхах два моих платья, нижнее бельё и пару предметов для личного туалета.

— И что у вас за мутная хрень?

— Мутная хрень.

— Незаконная?

— Незаконная.

— Если тебе нужно, можешь отойти. Я пока посижу с ним.

Я обернулась к сестре.

Никогда-то мы с Кианой не были близки, не были друг другу ни сёстрами, ни подругами. Я с малолетства держала дистанцию с членами семьи, с кем-то из-за разницы в возрасте, с кем-то из-за разницы во взглядах, и, как стало ясно теперь, никто из моих братьев и сестёр не был по-настоящему близок другому. И тем страннее видеть участие от младшей сестры, той, кто без зазрения совести скидывала на меня последствия своих шалостей, открыто дразнила с четырнадцати лет и относилась с каким-то задиристым презрением.

— Что? — по своему расценила моё удивление Киана. — Боишься, я твоего некроманта подушкой придушу? Больно он мне нужен.

— Нет, — покачала я головой. — Просто ты же не обязана… вряд ли Кахалон угрозами и шантажом заставил тебя сюда прилететь.

— Не заставлял, — Киана перевела взгляд на словно выбеленное лицо жнеца. — Но когда случаются… такие вот мутные истории с хорошими горгульями… надо помогать. Кахалон так говорит… и ты же моя сестра.

— Лита тоже твоя сестра. Как и моя, впрочем.

— Литка… другая, ты же знаешь. А я не хочу быть как она.

— Я тоже.

— Я писать хочу, — с неожиданным пылом призналась Киана. — Как Кахалон… то есть Вольный ветер. Я недавно показала ему свои наброски, и он ответил, что у меня неплохо получается. И, возможно, что-то из моего получится напечатать. Или даже опубликовать как статью в газете. Под псевдонимом, конечно. Ма удар хватит, если она когда-нибудь узнает. И так постоянно приходится от неё всё прятать…

Прятать, говорите?

— Та шкатулка, которую ты искала в вещах, собранных ма для Скарро, с писательством, случаем, не связана?

— Ну-у… — помялась сестра. — Связана. Там карандаши лежали и блокнот с набросками. Я специально всё туда убрала, чтобы потом в свою сумку положить. Только не успела. Ма увидела, решила, что это прямо таки крайне важная и нужная в Скарро вещь, увела её почти что у меня из-под носа и запихнула в тот тюк. Хорошо хоть, на записи внимания не обратила.

— Тебе стоило сказать мне, в чём дело, а обещать свалить всю вину на меня, как в детстве.

— Я тебя хренилион лет не видела, откуда мне было знать, что у тебя на уме? Какая ты теперь, чего хочешь? Уж извини, но твоё внезапное возвращение, ещё и с женихом-человеком выглядело странновато. В лучшем случае. В худшем же от него издалёка мутной авантюрой несло. Кстати, — Киана выразительно покосилась на Алессандро, — я ведь права оказалась.

Отрицать очевидное я не стала.

— Он тебе не жених, да?

— Да. Побудешь с моим неженихом?

— Побуду, — вздохнула Киана и огляделась в поисках посадочного места. — И даже не придушу подушкой.

— Спасибо, — ещё раз поблагодарила я, взяла сумку и отправилась в ванную.

Впервые с момента прибытия в Скарро приняла нормальный горячий душ. Понятно теперь, почему местные сдают свои дома прилетающим на праздник гостям, среди которых наверняка хватает желающих приплатить за элементарные бытовые удобства. Вроде и не такая уж большая разница, но насколько жизнь проще становится! С неохотой выбравшись из-под струй горячей воды, надела свежее платье, влезла в туфли и отправилась за сумкой жнеца. Припрятана она недалеко и можно пешком пройтись, не поднимаясь на крыло.

Время вроде было уже не самое ранее, солнце выглядывало из-за крыш домов, выжигая ночную прохладу, однако улицы почти традиционно пустовали. Я быстро дошла до места схрона, забрала сумку и поспешила обратно. Не то чтобы я рассчитывала обнаружить в ней нечто, не виденное при предыдущем обыске, но подстёгивала полубезумная надежда