Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В японском же синтоизме, поскольку издревле собака была частью семьи, возник культ немного других собачьих богов – Инуга́ми (犬神), где и́ну означает «собака», а ка́ми – божество. Это уже божества не всеобщие, а персонально-семейные, у каждого, кто держит собак, они свои. Эти божества охраняют дом и благополучие хозяина от внешних напастей, так что для них иногда – особенно если собак в доме две или больше, – сооружают отдельные молельни.
Держа это всё в голове, японский читатель смотрит ещё и под таким, «потусторонним» углом. Как бы сама героиня-художница ни описывала, что именно с ней происходит и почему, – параллельно в голове читателя вытраивается совсем другая картина.
А уж какими словами оправдывает свои поступки и объясняет происходящее героиня – уже не важно. Судя по ситуации, она вполне может быть патологической вруньей. Да и вообще не человеком, если на то пошло. Особенно к финалу.
Словом, из двух параллельных сюжетов интересней оказывается не внешний, объяснённый, – а внутренний, сокрытый, оставленный между строк. Чисто японское гурманство – наслаждение двоевкусием: один вкус на языке, другой в горле. Как в суси: на первый взгляд – свежий рис, сырая рыба, а между ними – неуловимое Что-то Ещё…
Не говоря уже о том, что поскольку собаки рожают без боли, к любым статуэткам собак беременные женщины приносят жертвы и молятся об удачных родах. Так не беременна ли была эта художница, пока его ждала? С чего и кончать с собой вздумала в том колодце, из которого белые собаки её, конечно, вытащили, но – уже на тот свет?
Жуткая, в общем, история. Аж кровь в жилах стынет. Всё было так мирно, но – только на первый взгляд…
Вопрос восприятия, как сказал бы Тимоти Лири. Но так или иначе, мы снова упираемся в то, что западный человек никак не может привыкнуть к мысли о том, что богов может быть много.
Один из самых мощных, как теперь выражаются, «эпических фейлов» в интерпретациях японского эпоса произошёл в начале 2000-х, когда оскароносный шедевр Хаяо Миядзаки – «Похищенные богами Сэн и Тихиро» (千と千尋の神隠し сэн то тихи́ро-но ка́ми-каку́си) – подали нам под странным названием «Унесённые призраками». Сложнейший, многослойный термин навскидку, не задумываясь, перевели с английского языка, поскольку очень торопились показать «оскароносца» публике.
Да, казалось бы, “Spirited Away” – это «унесённые “спиритами”». Да, “spirit” с английского можно перевести как «дух». А можно – как «призрак». А можно вообще как «алкоголь». Так о чём же речь?
О том, что в японской голове разделяется совершенно отчётливо. Потому что иерархия потусторонних существ у японцев гораздо сложнее.
Естественно, есть у них и верховные боги, создатели мира и людей. Их имён не то чтобы не сохранилось. Если б хотели – наверное, сохранили бы. Но самые японские главные боги, по всем канонам сакрального, никакими персональными именами не называются. Что, кстати, характерно, для любых религий – от христианства до ислама.
«Да не названо останется имя твоё!» Так я, помнится, и перевёл библейский «Отче наш», произнесённый устами японской девочки в романе «1Q84». «Святиться» – это и есть «быть не названным». Не называй всуе – вот и останется святым…
Так вот, этих никак не названных богов было целых семь поколений, прежде чем родилась та самая богиня Аматэрасу, от которой и пошёл «японский род людской». А по некоторым, довольно мрачным преданиям (которые в Японии не очень любят вспоминать – примерно как у нас про первую жену Адама, Лилит), она даже захватила их трон. Так что причислять её к самым главным, настоящим богам не совсем корректно.
Впрочем, даже очень «настоящие» японские боги имеют свои природные должности, порой весьма длинные и замысловатые, по которым их и кличут священники-каннуси во время синтоистских молитв. Например, «Небесный бог зачерпывания воды» (А́мэ-но-кухидзамо́ти-но ка́ми), «Небесный бог туманов в горных ущельях» (А́мэ-но-саги́ри-но ка́ми), «Бог-правитель, пожирающий зло» (Акигу́и-но-у́си-но ками) или «Небесный бог расстилания кровли» (А́мэ-но-фу́ки-о-но ка́ми). Вроде бы всё понятно – но для имён, согласитесь, несколько длинновато…
Только, скажите на милость, при чём же тут призраки?
«Призраки» – на всех известных мне языках – это души умерших людей. Вполне определённая форма нечисти! Стоит ли удивляться, когда мои даже очень эрудированные друзья, посмотрев «Унесённых», говорят мне: «Слушай, всё так красиво, очень красиво, но… Наверное, стоит пересмотреть, потому что с первого раза ни черта не понятно!»
Вот и остаётся лишь горько вздыхать. С чего же будет понятно, если даже название фильма изначально отсылает зрителя совсем не туда!
Да, при нашем единобожии, нам трудно произносить слово «бог» во множественном числе. Язык сопротивляется. Поэтому и у нас, и дальше на Западе «ка́ми» принято переводить абстракно-многозначным термином «духи».
Что ж. Ладно, условимся: «японские духи». Как верховные, так и не очень. Но если верховных не очень много, и живут исключительно на Небесах, – то тех, кто живёт на земле, несметное множество. И заправляют они всем, что нас окружает. Горами, лесами, реками. У каждого деревца, каждой полянки в лесу или каждого старого колодца может быть свой «ка́ми». Если человек захотел чему-то молиться, кто ж ему запретит? Привязал ленточку к ветке дерева по дороге домой – вот тебе и храм…
И поэтому давайте жёстко определимся. Говоря о японской нечисти, мы говорим вообще не о «ками». А о том, что в самом широком смысле называется словом «ёка́й» (妖怪). Буквально – «мистическое видение», оно же – привидение, то есть призрак как таковой.
Знаменитым японским собирателем и воспевателем классических японских ёкаев (а порой – даже изобретателем новых персоналий японской нечисти) считается художник Сигэ́ру Мидзу́ки. Как ни жаль, недавно он оставил нас и ушёл к своим духам – в мир иной. Но за всю долгую жизнь (1922–2015 гг.) внёс