спрашиваю, ты слепая или шлюха?!

От звона глупых смешков шипение очереди изменилось. Почувствовав всеобщую поддержку и одобрение, чешуйка расплылась в самодовольной улыбке.

— Беспокоитесь за ваших мужчин? — оскалилась Далая. — Не стоит. Я согласна только на лучшее. У вас его быть не может.

Очередь шикнула так громко, что заглушила рокот терминала, задохнулась от возмущения, заглохла и утонула в окружающем гуле. Возможно, очередь взорвалась бы, разлетевшись тысячей разъяренных осколков, но Далая уже вошла в туалет. Никто не пойдет за ней сюда. Никто не осмелится.

Внутри было практически пусто. Судя по всему, мужской туалет — самое безлюдное место в космопорте. Иронично, что Далая страдает от одиночества, но так счастлива оказаться здесь, вдали от суеты.

У зеркала усердно поправлял волосы мужчина в строгом сером костюме в шивартанском стиле. В отражение девушка заметила, что тот вопросительно смотрит на нее. Далая улыбнулась, стыдливо отведя взгляд, и мужчина, хмыкнув, вернулся к прическе.

Напускной стыд превратился в реальный. Очередное непрошеное воспоминание. Тепло его рук. Волны напряжения, несущиеся по спине. Далая нырнула в кабинку и замотала головой, чтобы вытрясти глупые мысли. Выключила линзы. Выплюнула изо рта подарок. Датакуб, точно такой же, как тот, что отправился на орбиту.

Почему незнакомец отдал его ей? Видел, что она сделала? Дура. Конечно, видел. Незнакомец спас и соврал Толлину про время.

Еще он спрашивал про линзы. Чем линзы отличаются от импланта? Линзы можно отключить. Линзы позволят просмотреть содержимое втайне?

Любопытство должно было схлынуть, но разгорелось сильнее, хотя жжение стало приятным. Далая покрутила куб на ладони. Осмотрела со всех сторон: ничем не примечательный. На одной из граней догнивали полузатертые очертания цифры “Квер”. Девушка нахмурилась, попыталась вспомнить компанию с таким логотипом, но в голову ничего не пришло.

Далая перевернула куб. На противоположной грани находился такой же логотип, но еще менее отчетливый. Обычно логотипы способны пережить смерть предмета, на котором выгравированы, для корпораций нет ничего важнее логотипа… За исключением прибыли. Но эти вещи обычно взаимосвязаны.

Скорее всего, во рту незнакомца была обычная слюна, не кислота. Скорее всего, логотипы стерлись уже давно… Хотя, учитывая взрывной характер Далаи, такое могла сотворить и собственная слюна.

Повинуясь сиюминутной догадке, приняв цифру за инструкцию, Далая сильно надавила пальцами на цифры с обеих сторон…

В воздухе вспыхнула голограмма, одна из самых детальных, что доводилось видеть, и, в то же время, крошечная. Практически игрушечная…

Черт, камеры! Далая подняла испуганный взгляд на потолок…

Гениальная чертовка. В туалетах не бывает камер, поэтому она сюда и пришла. Всегда приятно узнать о себе то хорошее, о чем всегда подозревала.

Черные стены… Не стены, видеопроекции открытого космоса. Из-за черноты огромный зал кажется бесконечным.

Семь золотых кресел и стол. Несмотря на красоту, невероятно сложные блюда на столе не кажутся аппетитными, вызывают лишь эстетическое наслаждение. Невозможно представить вкус того, что никогда не видела и не пробовала.

Люди вместо декора. Ожившие портреты с пола в терминале “Аэр”. Верховная Ассамблея в полном составе. Почти, одно кресло пустует. Чернота вокруг подчеркивает роскошные наряды.

Седые волосы. Грубые, почти нечеловеческие черты делают лицо диким и завораживающим, пугающим и манящим. Брюки цвета индиго. Оранжевая рубашка цвета Аэрдена с мягким теплым свечением. Ишшай Кассео. Одна нога покоится на другой, голова закинута назад, глаза прикрыты. В руке вальяжно раскачивается бокал.

— У нас сегодня свежая кровь? — шелестит слабый сиплый голос.

Камера поворачивается в сторону входа. Длинная песчаная роба, настолько же необъятная, насколько крошечным выглядит человек под ней. Дряблый. Высохший. Морщин на лице столько, что Далая не может осознать его черты. Старик движется в сторону пустующего кресла, голова безвольно покачивается в такт неуверенным трясущимся шагам.

— Скучаете по Ханаю? — спрашивает молодой мужчина, растекшийся в кресле, будто подражая Ишшаю Кассео. Несмотря на показную расслабленность кажется, что он скрывает колючее напряжение.

Самый молодой из присутствующих. Светлые волосы. Гладкая шелковистая щетина, слишком короткая, чтобы спрятать сильный подбородок и пухлые, слегка обветренные губы. Розовые струящиеся брюки. Мягкий бирюзовый блейзер распахнут, белая сетчатая майка под ним просвечивает рельефную грудь. Очень красивый, хоть и не типаж Далаи. Девушка не знает его имени, но по цветам и наряду уверена, что он представляет Ханварон.

— Для тебя он не Ханай, а господин Маре, мальчик. Но мне приятно видеть новые лица. Некоторые из нас слишком засиделись. — Старик хитро смотрит на Ишшая Кассео и падает в кресло, с облегчением улыбаясь. Глаза сияют пылким умом, запертым в темнице рассыпающегося тела.

— Кто бы говорил. — улыбается Мавар Лодия, мерзкий бесцветный паразит со стеклянными глазами.

Ну как он мог выиграть последние выборы?! Спустя столько лет, кто мог в здравом уме за него проголосовать?.. Все, что он делает на своем посту — высасывает и присваивает ресурсы Дамарака.

— Ишшай сидел здесь задолго до меня. Обидно, что лучшие уходят, и их заменяют на безмозглых марионеток. — старик поджимает губы, и те дрожат так сильно, что Далая почти слышит звон.

— Говорите, что рады новым лицам, а сами относитесь к ним с недоверием и агрессией, мистер…

— Господин.

— У меня нет господ. — сквозь зубы цедит мужчина с Ханварона.

— Ты слышал его, Ишшай? — смеется старик, но смех переходит в хриплый кашель.

— Заканчивай концерт, Арбелай. С последнего собрания твоя публика поредела. — растирая переносицу, бормочет Ишшай Кассео.

— Не думал, что когда-нибудь скажу это, но я согласен с Ишшаем. — говорит Лодия. — Понимаю, что на Лодилане, как и всегда, нет проблем, но давайте поскорее закончим весь этот фарс. У меня на носу выборы.

Получается, запись сделана до выборов. Сразу после восстания рабочих?..

— Многим из нас предстоят выборы, Мавар, но переживаешь только ты. — снисходительно бросает мужчина в черном двубортном пиджаке с воротником-стойкой.

Наулаец?

— Ханай тоже не переживал. Теперь среди нас этот ниат. — парирует Мавар, указывая на ханваронца.

— С выборами могу помочь. — улыбается тот. — Каждому из вас.

— Вот это рвение. — ухмыльнувшись, сипит Арбелай. — Держи поводок покрепче и покороче, Ишшай, не то ненароком укусит и тебя.

— Могу заняться предвыборной кампанией. — продолжает ханваронец, игнорируя