неудобные, но это решаемо. Есть завтрак, лесоповал, есть восход и закат. С этим ему должно примириться.

Сквозь тягучие, постные мысли сон не шел, Рэй ворочался даже после полуночи. И тут он услышал рядом со своими нарами подлый, крадущийся шаг.

Всю навалившуюся хандру сдуло в один миг! В оставшуюся долю секунды Рэй даже успел усмехнулся: «Ан нет. Примиряться никак нельзя!»

Шаг раздался еще ближе. Наученный порядками Бересты, герой заранее сжался и закрыл живот, на который в ту же секунду рухнул кулак! Первый удар был отражен, но следующие посыпались один за другим. Конечно, отыграться за геройство на нём решили не только сторожа.

Чьи-то руки схватили его, во рту снова пахнуло кровью. Рэй пнул кого-то в непроглядной темноте и, пользуясь ею, юркнул с кровати вниз, еще одному заехал локтем в пах, кувыркнулся и босиком ринулся через барак.

Оказавшись возле приоткрытого на ночь окна, он закинул ногу, чтобы выбраться наружу, но его схватили за воротник, и в лицо прилетел еще один сокрушительный удар, от которого тело само собой перевалилось через подоконник.

Земля ударила холодной росой.

Когда Рэй подумал, что на том побои завершатся, заметил, как мужики один за другим тоже выбираются через оконный проем! Видимо, теперь за него взялись всерьез. Не все, конечно, а несколько особо рьяных прислужников милой избы. Он поднялся, не обращая внимания на боль, и поковылял в сторону стольного дома, где в былые дни дежурил ночной сторож.

Беглеца быстро нагнали и повалили на землю, добавляя тумаков и браня связанными с героями ругательствами. Невозможно сказать, сколько это продолжалось, пока глухой удар не прозвучал над двором!

В сумеречной кутерьме раздалось грозное рычание Лишки, которая вновь вступилась за Рэя беззаветно. Та звонко огрела еловым поленом одного из напавших, да так, что тот шмякнулся наземь рядом с побитым.

Обритый зэк провел ладонью по липкому виску и прорычал:

— Куёлда драная!

Другой узник навалился на Лишку сзади, схватив за руки. Лысый поднялся с колен, стирая кровь с виска, и отвесил ей удар такой силы, что устояла она только потому, что другой удержал ее сзади.

Рэй попытался подняться, но тут же сжался под скопом тяжелых ударов, что валились один за другим. Из стольного дома выбежал сторож. Увидев происходящее, он прозвонил в тревожный колокол, однако заключенные вовсе не испугались охранников.

— Прекратить! — вырвалось из глотки старшего сторожа, который вылетел на улицу в одной рубахе и портках и всполошенной курицей заметался по двору, то решаясь броситься на гумызников с одними кулаками, то всё-таки сбегать в каптерку снаряжением.

Пинок снова пришелся на спину героя, а затем еще одна босая нога ударила по лицу, да так, что всё вокруг закрутилось калейдоскопом.

— Дубаки идут! — крикнул лысый, что навалился сверху на героя. — Гаси обоих, — приказал он же, сбавив тон, — на этого милые еще с первого похода за ворота сокола подточили.

— Пошто обоих-то?! — испугался другой зэк. — Только геройского ж велено! Лишка-то сама ведь того, с Носом трется.

— А Носу… недолго осталось в милых ходить. Не знал?

— Ты чего! — туповато возражал узник. — Я против Носа не пойду!

Лысый оставил Рэя, вскочил, взяв другана за грудки, и прошипел сквозь зубы:

— Гаси, я сказал! Обоих. Либо утром в бабьем крыле проснешься.

— Прекратить бардак! — заорали вновь, и сразу раздались тупые удары дубинки.

Вдалеке блеснула искра, и факел осветил лица еще нескольких сторожей, что бежали на двор. Но в ту же секунду из окна барака стали выбираться другие заключенные, присоединяясь к побоищу! Кутерьма завелась страшная. Не только Лиша, но и лопоухий сосед по нарам, и короткий мужичек по кличке Веник и кто-то еще ринулись Коновалу на помощь, принявшись метелить шнырей милой избы, с коими у них, впрочем, имелись и собственные счеты. Сторожа колотили всех подряд.

— Ох, вы у меня! — рычал один, нещадно вколачивая дубинку в одного из зэков. — Совсем страх потеряли, навозники клятые!

Однако вскоре и этот оказался свален на землю превосходящим числом и крепкими побоями. Человеческая масса росла на глазах. Колокол всполошился снова — возле главного здания собирались стражники. Тактическая ошибка последних была в том, что они подходили не скопом, а порознь, потому долгое время не могли перехватить инициативу.

Краем глаза Рэй заметил, как в суматохе один заключенный вынул из-за пазухи короткий предмет. Забыв о боли, герой предпринял попытку поднялся под градом ударов, но тут кто-то схватил его за волосы и рывком повалил на землю!

— Этого следом.

Мрачная тень на фоне черно-синего неба приблизилась к Лише. И будто само время дало трещину. Мир замер; на секунду показалось, что ночной свод вспыхнул багряно-красным отсветом; рука ушла назад и врезалась в бок подруги!

Та вскрикнула и осела, как только руки, что удерживали ее, разомкнулись за спиной. А герой лежал на земле: бессильный, бессмысленный.

— Теперь этого, — удовлетворенно повторил голос лысого, который коленом сдавливал шею героя.

Грохот и вопли безвозвратно уничтожили тишину внутри лагерных стен. Группа сторожей, вооруженных дубинами и щитами, приближалась.

— Резче!

Зэк с заточкой в руках подбежал к герою, склонился, и в момент, когда занес металлический осколок, на руку его всем весом опять навалилась Лиша! И двое сцепились насмерть. Они боролись несколько секунд, пока лысый подначивал скорее добить мерзавку. Подчиненный кандальник треснул ей один раз, другой, но в какой-то момент Лиша скинула его себя, перехватила ладонь с зажатым в ней лезвием и, под болезненный вой, вогнала ему же в грудь!

— Пенёк криворукий, — прорычал лысый. Он вытащил из кармана собственную заточку, чтобы довершить дело.

Гурьбой навалились сторожа, щиты и дубинки забренчали, и звон глухих ударов градом посыпался на всех, кто еще стоял на ногах. Кости ломались, а дубовая древесина напивалась кровью. Железная заточка упала подле героя, который, поддавшись инстинкту, сгреб предмет вместе с землей и сунул в карман.

Накопившие силу сторожа наконец одержали верх, обездвижив бесконтрольными побоями каждого, кто оказался на площади в неположенный час.

* * *

— Так, это, — оправдывался лысый кандальник, каждую секунду шмыгая бегущим кровью носом, — я же что? Я же вот, как перед Господом говорю. Сбежать он хотел, геройский этот, а мы остановили. Побег удумал, гумызник!

— Сбежать? Кто?! — звеня яростью, прорычал сторож. Его буквально трясло злости; скула припухла от неслабого удара. И тут пламя факела в его руке встрепенулось.

Беззвучно, как тонкий порыв ветра, рядом пролетела тень. Рухнувшая тишь оборвала склоки. Все затравленно притаились, тщетно высматривая что-то незримое, что возникло в сумраке.

— Зверь! Морок вернулся! — не выдержал кто-то, а