class="p1">Но, говоря так, Половнев про себя решил круто поговорить и с Пелагеей и с Галей. Нет, нет! Не может он и не имеет права стать сватом Аникея Травушкина. К черту эти бабьи бредни! Тут дело политическое. Секретарь парторганизации колхоза — и вдруг, извольте радоваться, сват бывшего кулака! Да хоть он, Аникей этот, расколхозником стань или самым передовым стахановцем — нельзя Половневу родниться с ним. И если бы Пелагея и Галя были дома, Петр Филиппович, наверно, пошел бы сейчас же и напрямую все сказал им. Но они на свекловичной плантации, за три километра от Даниловки. «Ну, вечером я поговорю с ними по душам! Я им покажу Андрюху Травушкина! Ишь, нашли жениха! Будто земля им клином сошлась. А чем же хуже Илюха Крутояров? Он же за Галей целый год ходит. А она нос задрала: ученого ей подавай!» Петр Филиппович слыхал, что между Галей и Ильей получился какой-то разлад, хотя отчего и почему — не знал. Попробовал однажды поговорить об этом с Галей, но она заявила, что разговаривать об Илье у нее нет никакой охоты.

4

В то время, когда Свиридов разговаривал с Половневым, к плантации, на которой работали Пелагея и Галя, подрулил газик и остановился почти против Половневых. Вышедший из газика человек некоторое время постоял рядом с машиной, потом замахал рукой и закричал:

— Галя-а! Половнева-а! Поди-ка сюда!

— Тебя кличет, доченька, — вполголоса проговорила Пелагея, приподнявшись и удивленно рассматривая человека из-под ладони, сложенной козырьком. — Кажись, Иван Федосеич… Зачем же ты ему понадобилась?

Галя тоже поднялась и, когда Иван Федосеевич еще раз позвал ее, сорвалась с места и побежала между зелеными, вытянутыми в струнку рядками нежных ростков прореженной свеклы, легко перепрыгивая через небольшие завядшие кучки выполотой молодой ботвы и сорняков.

— Садись в машину, — мягко пригласил Зазнобин, когда раскрасневшаяся и запыхавшаяся Галя с ходу едва остановилась у машины. — Здравствуй, — ответил он на ее приветствие и, пристраиваясь к рулю, добавил: — Рядом со мной садись! Поговорить надо.

Ничего не спрашивая, Галя послушно села на указанное место, громко хлопнула дверцей. Зазнобин нажал ногой педаль, газанул и круто вывернул на грейдер. Мимо медленно поплыли зеленые ряды плантации, пестревшие белыми, красными, голубыми косынками, платьями. Газик шел тихим ходом в сторону Александровки. Галя в окошко увидела мать, продолжавшую следить за машиной из-под ладони, женщин, девушек, с повернутыми в сторону грейдера лицами.

— Куда вы меня? — недоуменно спросила она.

Зазнобин мельком взглянул на нее.

— В МТС!

— Зачем?

Зазнобин не сразу ответил, а с минуту помолчав.

— Человек один скучает там по тебе, — вкрадчивым ласковым голосом проговорил он.

Лицо Гали мгновенно сделалось бордовым.

— Какой человек? — смущенно спросила она, хотя отлично понимала, кого имеет в виду директор.

В начале посевной как-то при встрече с Галей Иван Федосеевич в шутку говорил, что собирается гулять на ее свадьбе, что-де выбор ее одобряет, Илья парень славный. Теперь этот славный парень находится в Александровке. Значит, Иван Федосеевич намерен отвезти ее к нему.

— Так уж и не догадываешься? — Зазнобин весело улыбнулся.

Галя еще сильней покраснела. Директор, видимо, не знает о ссоре между Ильей и ею, и ему ничего не стоит домчать ее до бригады, в которой работает Илья.

— Да вы что?! — испуганно вскрикнула она. — Никуда я не поеду. Остановите машину! — И судорожно ухватилась за ручку дверцы.

Газик птицей рванулся вперед.

— Спокойно, Галя! — ровным, почти официальным тоном произнес Иван Федосеевич. — Ты не желаешь видеться с Ильей?

— Да, не желаю! — сердито ответила Галя.

— Почему? Ведь вы же дружили. В чем дело? Какая кошка вам дорогу перебежала?

Галя резко повернулась, метнула на директора гневный взгляд своих черных глаз:

— Вы сами все это затеяли или чье-либо поручение выполняете?

— Сам. Никто ничего мне не поручал.

— В таком случае и вовсе напрасно… не ваше это дело!

— Значит, правда, что ты за Андрея Травушкина собираешься выйти?

— Правда! — решительно отрезала Галя. — Вы остановите машину?

Зазнобин молчал. Он немного растерялся, но ему не хотелось отпускать Галю, не поговорив с нею как следует. Впереди уже виднелись верхушки деревьев Александровки, купол церкви, колокольня без креста. До села оставалось километра два. Сбавив скорость, Иван Федосеевич негромко, раздумчиво сказал:

— Ты напрасно кипятишься, Галюша! К Илье тебя насильно не повезу. Я же все-таки не дикий половец, а коммунист… И как коммунист заинтересован в твоей судьбе… потому мне и хочется поговорить с тобой. Можно?

Галя тряхнула головой, словно от чего-то отмахиваясь.

— Говорите! — недружелюбно разрешила она, глядя на дорогу, серой лентой бежавшую под машину.

Зазнобин передернул плечом, искоса взглянул на девушку.

— Как же говорить, если ты не в себе, если ты злишься?

— Нисколько я не злюсь.

— Не злишься, а со мной драться готова, не смотришь на меня.

— А чего мне на вас глядеть? Вы меня от работы оторвали. Везти куда-то собрались… К чему все это? Если посмеяться надо мной вздумали…

— Да ты в уме! — возмутился Зазнобин. — Посмеяться! Вышел я уж из того возраста, когда смешки строят… Удумала тоже!

Он развернул машину. Ехали теперь совсем тихо, почти со скоростью пешехода. И оба молчали. Потом Зазнобин снова заговорил. Он рассказал Гале о том, как и почему Илья попал в Александровку, как он, Иван Федосеевич, разозлился было и хотел даже наказать Илью, а потом ему стало жалко парня. Вспомнил свою молодость. У него самого вся любовь с супругой чуть не расстроилась из-за пустяков, из-за женских сплетен.

Машина тем временем приближалась к Даниловке.

— И ты понимаешь, Галя, — говорил Зазнобин, поворачивая газик снова на Александровку, — такая любовь, как у вас с Ильей, бывает раз в жизни, и из-за какой-то ерунды все может разлететься в дым. Вы же оба потом до гробовой доски раскаиваться будете.

— Ну и будем! — неожиданно прервала его все время молчавшая Галя. — Вам-то что за дело до нас? Чего вы вмешиваетесь в чужую жизнь, Иван Федосеевич? Вы директор МТС, и вам совсем не к лицу роль свахи! Вы лучше бы смотрели за тракторами и трактористами своими!

Зазнобин с кривой усмешкой покачал головой:

— Экая ты! В чужую жизнь! Да, может, для меня дороже своей иная чужая жизнь! Зеленая ты и ровным счетом ничего не смыслишь! Ты диалектику учила? Нет! А я ее и горбом и умом проходил. Известно тебе, что по законам диалектики есть случайность и необходимость? Не известно, конечно. А если бы известно было, то ты понимала бы, что дружба твоя с Ильей есть железная необходимость. Она порождена, так сказать, коренными условиями нашего социалистического