воцаряется тишина. А я так же стою на месте, слишком пораженный.

– Алечка, а как вы с Яной ладите? Как новость восприняла?.. Она у нас девушка бойкая. С характером. Немного боюсь говорить с ней об этом.

– У нас хорошие отношения. Вы же знаете, что она – педиатр Мии? И благодаря ей Ваш сын нас случайно и заметил. То есть, с Яной мы были знакомы и уже успели пообщаться, поверхностно узнать друг друга. Я понимаю, что это непросто, но Ваша невестка мудрая, проблем не возникло.

– Всё равно не по-людски это. Ситуация из ряда вон выходящая…

Тут-то я просто обязан вмешаться, пока в ход не пошли лекции и наставления о морали и нравственности. Тем более что Алина – явно не тот человек, которому их надо читать. Она по этой тематике уж точно докторскую защитит.

– Чего не спим? Нам завтра рано вставать в дорогу, – вхожу, приближаясь к столу, за которым они пьют чай.

– Ой, да, поздно уже. Я пойду. Спокойной ночи. Алечка, оставь всё на столе, я утром помою.

Подозрительно быстро родительница ретируется. Провожаю её озадаченным взглядом. Потом перевожу его на Алину, допивающую напиток.

– Я настаиваю, что с нами нет смысла возвращаться. Мы доедем сами. А тебе лишние шесть часов дороги. Мотаться туда-сюда как сопровождение. Зачем? – поднимает на меня выразительные глаза.

– Это не обсуждается.

Пожимает плечами и вздыхает.

– Тогда спокойной ночи. Действительно поздно.

Встаёт и удаляется, поместив чашки в раковину.

Слежу за её походкой и снова отмечаю, насколько прямая спина у этой девушки…

Да уж, тяжелый случай.

И её. И мой. И наш общий.

* * *

Я отвез их, пробыл день с Яной и вернулся, чтобы присутствовать на очередной годовщине. В голове не укладывалось, что пролетел еще один год… Таращился на изображение сестры на памятнике и испытывал шквал эмоций. Столько произошло. Я стал отцом. Самое яркое событие в моей жизни – это Мия. Раньше казалось, что круче первого самостоятельного полёта ничего и быть не может. Всё померкло. Даже не представляю теперь, что когда-либо существовал без неё.

Я так часто об этом думал… Если бы Соня была жива, Мии не было бы. Такая чудовищная мысль, но она давно терзает моё сознание. Были бы другие дети, возможно. Но Мии не было бы. Крохи со сказочными глазами, влюблённой в небо, не было бы. Ласковой, воспитанной, доброй, часто серьёзной, произносящей это душераздирающее «папа» с такой глубиной…

Боже.

С камня на меня смотрят глаза вечно девятнадцатилетней сестры. Задорные и давно померкшие. Могло ли быть иначе? Мог бы я спасти всё? Уследить? Считая, что в родном городе ей грозит меньше опасности, я не дал уехать в столицу. А если бы…не стал препятствовать?..

Ты взрослый тридцатишестилетний мужик, ты пережил достаточно дерьма за этот период, умеешь отличить хорошее от плохого, совершил достаточно ошибок и извлек уроки. Но ты будешь стоять на могиле родного человека и продолжать истязать сослагательное наклонение в поисках ответов, которые никогда не получишь. Чтобы на ничтожный миг спроецировать ход событий, в которых живы те, кто дорог. Обмануться, на секунду почувствовать облегчение, воспроизвести улыбку, взгляд, голос. Если бы…

Сводит с ума эта цепь умозаключений, я грязну в трясине противоречий…

Мне до сих пор нет покоя. Не получается прощупать эту точку, на которую могу опереться… Потерянный странник, ведущий размеренный образ существования, какие-то поверхностные успехи, которые не залатают брешь внутри.

Я так виноват, Господи… Я так виноват перед Алиной…

Пронзает от этой правды.

Пытаюсь переварить её рассказ, те страхи и муки, которые из-за меня пережила, а последствия пожинает до сих пор.

Я искалечил её. Даже если у неё получилось самостоятельно исцелиться, я ей навредил… Настоящее чудовище. Правильно она кричала мне в тот день – монстр, потерявший людской лик. Кромсает внутренности, выворачивает наизнанку, будто пропускают через мясорубку. Я её изнасиловал! Я хотел её убить! Я хотел мести любой ценой! Я утратил человечность… Зверь… Конченый подонок, настоящая мразь.

– Дим, пойдем? – мама касается моей руки, и я вздрагиваю, очнувшись.

Если бы они знали, кто их сын на самом деле, какие скрытые стороны в себе таит…

Дальнейшие часы за столом я помню смутно. В этот раз я не исчезал на балконе, не дышал огнем от присутствия неприятных лицемерных людей. Кто я сам, чтобы осуждать их за такую падкость? Они просто завистники, а я – преступник.

В отличие от предыдущих лет, сейчас разговоры более оживленные. Родители показывают фотографии внучки, хвалят её не по годам детский ум, красоту, воспитанность. Рассказывают, какая она умница, сколько всего знает. На автомате отвечаю на закономерные вопросы, почему не знал о ней столько лет. Ведаю всем легенду, сочиненную Алиной. Девушкой, которую я погубил…и которая меня защищала перед матерью.

Иногда думаю, лучше бы она оказалась конченой сукой. Лучше бы сдала меня. Лучше бы делилась правдой о том, как появилась Мия…

Так было бы легче, возможно. Так, может, я бы не подыхал каждый раз при мысли о ней…

Уезжал в Москву с выпотрошенной душой. Этот приезд как-то плохо сказался на мне. Откровения Алины не давали покоя. Источник её бед – я. Черт возьми, я лишил девушку права быть с семьей… Пусть и ненавижу их, но это семья! Пусть её отец и садист, но она его родная дочь, и в какой-то степени он дал ей всё…

Очередной ночной рейс. Самолет отрывается от земли. Привычное ощущение парения самой души вместе с тем, как железная птица набирает высоту. Включен автопилот. Я контролирую данные. Вглядываюсь в темноту и вижу глаза.

Зачем она такая?..

Эти безмятежные глаза, отразившие её боль лишь раз, они меня мучили. Снова снились. Прямой взгляд, не выражающий осуждение. Просто наблюдающий за мной, мол, ну, что, Дмитрий, ты доволен?

Я, бл*дь, не знаю, куда от них деться! Долбаный псих! Вскакиваю посреди ночи в холодном поту и чувствую тремор. Грызет, разрушает, раздалбывает к чертовой матери… Эта тайна меня разъедает… Не могу ни с кем говорить о ней. Та, с которой должен об этом говорить, избегает этой темы… Замкнутый круг.

От одной мысли, что увижу её вновь и снова буду играть в молчанку, скручивает до хруста. Бегу от этой встречи. Последующие несколько месяцев ссылаюсь на жесткий график. Прошу руководство о дополнительных часах, наплевав на нормы. Жутко скучаю по дочери, но раз за разом упускаю возможность поехать к ней, довольствуясь лишь каждодневными звонками.

В таком режиме доживаю до Нового года.