В ту минуту я не знала, что чувствовать. Не знала, что думать.

Мы случайно задели друг друга рукавами. Джуд не отдернул руку и не извинился, казалось, его это нисколько не взволновало, будто и вовсе не заметил. Я заметила. Его близость порождала во мне странную ускользающую теплоту. Я украдкой взглянула на него. Небритый и невыспавшийся, он все равно умудрялся выглядеть круто. Будто брутальный мачо из рекламы «РЕИ»[21]. Судя по загару и выцветшим на солнце кончикам волос, Джуд явно много времени проводил на воздухе. Вокруг глаз разбегался веер светлых лучиков – тех, что образуются, когда жмуришься на солнце. А еще на лице была еле заметная «маска енота» от солнечных очков. Удивительно, но это выглядело не безвкусно, а почти сексуально.

Несмотря на усталость, он шел к своей цели, расправив плечи. Глаза под темными бровями глядели на мир хладнокровно и внимательно. Расчетливо, вдумчиво и – проницательно, подумалось мне. Но в глубине я заметила и проблеск беспокойства. Интересно, чего Джуд боялся, что пугало его больше всего? Чем бы ни были вызваны его страхи, он держал их глубоко в себе.

Джуд увидел, что я рассматриваю его, и я немедленно отвернулась, раздосадованная тем, что он поймал мой взгляд. Сейчас я как никогда сопротивлялась ощущению того, что он привлекает меня. Он захватил меня, удерживал против моей воли, и последние его поступки ничего не меняли. Приходилось напоминать себе, кем он был на самом деле.

А в самом деле, кем он был? Они с Шоном никогда не казались подходящими партнерами. Джуд – Мэйсон – ни разу не проявлял жестокости. И даже пытался отговорить нас с Корби заходить в хижину. Я вздохнула, измученная этими противоречиями, которые никак не сочетались в нем и не складывались вместе.

– Первым делом нужно тебя согреть, – объявил Джуд. – Потом займемся поисками еды. Для ягод рановато, значит, придется поохотиться.

В последние два дня я с настороженностью и подозрением воспринимала заботу Джуда о моем благополучии. Но теперь поймала себя на том, что сгораю от любопытства, что же им движет. Когда Келвин впервые стал проявлять ко мне интерес, он забрасывал меня комплиментами, нежно поддразнивал и придумывал всевозможные поводы лишний раз встретиться. Все это было очень приятно, но главным доказательством того, что я ему нравлюсь, стало его внезапное желание обо мне заботиться. Когда выпадал снег, он очищал его со стекол моей машины. В кино следил за тем, чтобы мне досталось место в середине ряда. Пока мой Wrangler стоял в мастерской, постоянно подвозил меня всюду. Возможно, я слишком сильно вдумывалась в поступки Джуда, но мне начало казаться, что его забота обо мне была больше, чем просто рыцарством.

Неужели он что-то ко мне испытывает?

Я твердо напомнила себе, что это не имеет значения. Потому что я не собираюсь отвечать взаимностью на его «чувства», действительные или воображаемые.

– Откуда ты узнал, что я вожу оранжевый Wrangler, а мой папа любит ловить рыбу на мушку? – неожиданно спросила я, переступая через поваленное дерево, почти скрытое под снегом.

– На парковке перед «Севен-Элевен» было всего две машины: оранжевый Wrangler старой модели и BMW X5. Зайдя в магазин, я тут же связал твоего бывшего с «бимером», – объяснил Джуд. – На твоем джипе были две выцветшие облезающие наклейки: «Моя вторая тачка – моторная лодка» и «Торможу только перед порогами». Я подумал, что машина раньше принадлежала твоему отцу, пока он не отдал ее тебе.

Не совсем так, но догадка удачная. На самом деле папа купил джип как раз из-за наклеек. Считая всех рыбаков «своими», он подсознательно доверяет им больше, чем другим.

– А с чего это ты был так уверен, что BMW вожу не я? – поинтересовалась я, неуверенная, обижаться мне или гордиться.

– У тебя солнечные очки из супермаркета, а у твоего бывшего – от Fendi. Обычно если уж люди демонстрируют свое богатство, то через край.

Я пыталась вспомнить, когда последний раз была настолько наблюдательна.

– Ты на каждой заправке определяешь, кому какая машина принадлежит? – пошутила я.

Он пожал плечами:

– Это как головоломка. Люблю решать всякие задачки.

– Интересно. А ты – задачка для меня.

Взгляд Джуда столкнулся с моим, потом скользнул в сторону.

Прерывая странное ощущение, загудевшее в воздухе между нами, я с иронично-любопытным видом наклонила голову:

– Так ты из породы гениев?

Он тут же «захлопнулся», натренированный не выдавать никаких подробностей о своей личности. Но через секунду выражение его лица смягчилось, на губах заиграла легкая улыбка.

– Тебя впечатлит, если ты узнаешь, что в третьем классе учитель проверял, нет ли у меня фотографической памяти?

Я небрежно махнула рукой:

– Подумаешь!

Джуд почесал в затылке, улыбаясь еще шире:

– Я провалился. Но тест практически прошел.

Я стала загибать пальцы, считая его сильные стороны:

– Итак, у тебя почти фотографическая память. Отличные навыки выживания в полевых условиях. Еще что-то, чего я не знаю? Например, где ты учишься. Ты ведь в колледже, нет?

– Бросил в прошлом году.

Новость застала меня врасплох. Джуд производил впечатление серьезного, «правильного» человека, не того, кто бросает учебу.

– Почему?

– Кое-что требовало моего внимания, – ответил он, засовывая руки в карманы и неловко сутулясь.

– Так-так, это многое объясняет.

Углы его рта ожесточились, и я поняла, что попала в больное место.

– У всех должны быть секреты. Они делают нас уязвимыми.

– Зачем же быть уязвимым?

– Чтобы быть в тонусе, не раскисать.

– Не понимаю.

– Если у тебя есть слабость, нужно прикладывать усилия, защищая ее. Ты не можешь позволить себе расслабиться.

– И в чем твоя слабость?

Джуд рассмеялся, но невесело:

– Ты что, действительно думаешь, я тебе скажу?

– Ну, попробовать-то стоило.

– Моя сестра. Я люблю ее больше всего на свете.

Его ответ оказался для меня полной неожиданностью. Каким-то образом одно слово будто бы приподняло завес, под которым я смогла разглядеть более мягкую сторону Джуда. Снаружи он был закаленным и натренированным, силой, с которой нельзя не считаться. Но внутри его нашлось место и доброте, и нежности.

– Неожиданно, – признала я, помолчав. – Похоже, она очень много для тебя значит.

– Отец умер, когда я был совсем маленьким, и мама второй раз вышла замуж. Сестра родилась за несколько месяцев до моего третьего дня рождения; помню, я считал ее худшим, что случилось в моей жизни, – он улыбнулся. – Но я вскоре исправился и быстро понял, как сильно ошибался.