– В этом-то я как раз не сомневаюсь… – сказал Пуаро.

– Значит, нам нужно выяснить, кто это был!

– Думаю, что долго выяснять не придется, – пробормоталПуаро.

– Вы хотите сказать, что знаете, кто он?

– Да, на этот счет у меня имеются некоторые соображения.

– Значит, ваши немецкие помощники все-таки что-то для васраздобыли…

– Мой друг, все нужные сведения здесь, – Пуаро выразительнопостучал пальцем по своему лбу, – в этой голове. И помощники тут ни при чем…Давайте-ка лучше осмотрим дом.

Наконец они вошли в комнату, где умерла Мэри Джерард.

Здесь царила какая-то зловещая атмосфера: тяжелыевоспоминания и дурные предчувствия навевали эти стены.

– Ну просто как в могиле… – передернув плечами, проговорилПитер Лорд и спешно распахнул одно из окон.

– М-да… Если бы стены могли говорить… – вздохнул Пуаро. – Вэтом доме все и началось. – Он помолчал и тихо продолжил: – Подумать только…именно здесь умерла Мэри Джерард.

– Вот в этом кресле у окна… – добавил Питер Лорд.

– Юная девушка… романтичная, прекрасная, – задумчивопроговорил Пуаро. – Или прежде всего расчетливая интриганка? Слишком много осебе мнила? Или была нежной и искренней, без всяких дурных помыслов… простомилой молодой девушкой, только-только вступающей в жизнь… Девушка, похожая нацветок.

– Какой бы она ни была, – сказал Питер Лорд, – кто-то желалее смерти.

– Как сказать… – пробормотал Эркюль Пуаро.

– Что вы имеете в виду? – крайне изумившись, спросил Лорд.

Пуаро покачал головой.

– Пока ничего определенного… Друг мой, дом мы с вамиосмотрели, вроде бы ничего не забыли. Теперь пойдемте в сторожку.

В сторожке, так же как и в доме, было тщательно прибрано, нона всем лежал толстый слой пыли – сюда явно давно никто не заходил. На осмотркомнаток сторожки потребовалось лишь несколько минут. Когда они вышли наружу,Пуаро прикоснулся к листьям розы, стебли которой обвивали деревянную решеткушпалеры. Алые цветы благоухали.

– Знаете, как называется этот сорт? – вдруг спросил он. –Это «Зефирен Драуфен», мой друг.

– И что из этого? – раздраженно буркнул Питер Лорд.

– Когда я виделся с Элинор Карлайл, она вдруг заговорила сомной о розах. Именно тогда я увидел – нет, не яркий дневной свет, а лишьпроблеск во мраке… Так бывает, когда едешь в поезде… когда он приближается кконцу туннеля. Свет еще совсем слабенький, но ты знаешь, что темнота за окномскоро окончательно рассеется.

– Что она вам рассказала? – вдруг охрипшим голосом спросилПитер Лорд.

– Она рассказала мне о том, как они в детстве играли здесь,в саду, и как они с Родериком Уэлманом спорили. Вернее, даже ссорились, ибо онпредпочитал белую розу Йорков – холодную и строгую, а она – так она мне сказала– любила красные розы, ей была милее алая роза Ланкастеров. Да, она любила алыерозы – за их теплый живой цвет и аромат. Вот в этом, мой друг, и есть различиемежду Элинор Карлайл и Родериком Уэлманом.

– Разве это объясняет… хоть что-нибудь? – спросил ПитерЛорд.

– Это объясняет характер Элинор Карлайл, страстный и гордыйхарактер девушки, отчаянно влюбленной в человека, не способного ее полюбить…

– Я вас не понимаю… – сказал Питер Лорд.

– Зато я понимаю ее… я понимаю их обоих. А теперь, мой друг,давайте еще разок вернемся на то место рядом с кустами.

Они шли молча. Веснушчатое лицо Питера Лорда былообеспокоенным и сердитым.

Когда они подошли к тому вытоптанному пятачку, Эркюль Пуароостановился, что-то обдумывая. Питер Лорд не сводил с него глаз.

Внезапно именитый сыщик огорченно вздохнул.

– На самом деле все очень просто! Неужели вы не видитегрубую ошибку в ваших рассуждениях? Согласно вашей версии некий мужчина,познакомившийся с Мэри Джерард в Германии, прибыл сюда с твердым намерением ееубить. Но взгляните, мой друг, взгляните! Смотрите во все глаза, если уж ваш умнастолько слеп, что от него, похоже, никакого толку! Что вы видите? Окно? Нетак ли? А за окном – девушку. Девушку, готовящую сандвичи, то есть ЭлинорКарлайл. Подумайте сами: как, черт побери, наблюдавший за ней человек могдогадаться, что эти сандвичи будут предложены Мэри Джерард? Этого никто не могзнать, кроме самой Элинор Карлайл. Никто! Ни Мэри Джерард, ни сестра Хопкинс.

Что же отсюда следует? Если этот человек действительно залезв окно и отравил сандвичи… на что он рассчитывал? На то, что сандвичи съестсама Элинор Карлайл…

Пуаро постучал в дверь коттеджа сестры Хопкинс. Она открылаему, дожевывая на ходу булочку с изюмом.

– Это опять вы, – не слишком любезно сказала она. – Зачемпожаловали на этот раз?

– Вы позволите мне войти?

Сестра Хопкинс нехотя посторонилась, пропуская Пуаро внутрь.Потом все же предложила ему чаю. Пуаро смотрел на чернильно-темную жидкость всвоей чашке с некоторой опаской.

– Только что заварила – отличный крепкий чай! – сказаласестра Хопкинс.

Пуаро осторожно размешал чай и сделал один героическийглоток.

– Как вы думаете, почему я к вам пришел? – поинтересовалсяон.

– Откуда мне знать? Я не умею читать чужие мысли.

– Я пришел, чтобы услышать от вас правду.

Сестра Хопкинс воздела руки, изображая праведный гнев.

– На что вы намекаете? Какая вам еще нужна правда?! Я и таквыложила все как на духу! Даже про трубочку с морфином. Другие на моем местесидели бы и помалкивали. А я вот не молчала, хотя знала, что за свою халатность– за то, что оставила без присмотра саквояж с лекарствами, – меня крепконакажут. Но такой конфуз может случиться с кем угодно! Я уже получила за этовзыскание, и, могу вас заверить, оно нанесло существенный урон моейпрофессиональной репутации. Но я, как видите, о себе не думала! Я обо всем рассказала!Обо всем, что относилось к делу. И я буду очень вам признательна, мосье Пуаро,если вы оставите свои гадкие намеки при себе! Я честно рассказала все, чтознала о смерти Мэри Джерард. И как вы смеете намекать на то, что я что-тоскрыла? На каком основании, хотела бы я знать?! Я не утаила ничего, абсолютноничего! И готова присягнуть, что так все и было!