— Как будто, ты можешь предложить что-то другое! — вскочил Тугудай, сверкая глазищами. — Разве не Чаханьхану — Белому Царю — принадлежит теперь вся Черная Река? Разве не ему вы заставите нас всех служить?

— У нас не так! — Сашика тоже распалился и сжал в горсть нательный крестик вместе с отворотом монгольского халата. — Мы строим мир на сотрудничестве! Не всё еще получается, но у нас все племена живут, как равные…

— Я не знаю тебя, Сашика Ходол, — бошко внезапно успокоился и сел на лавку. — Я не могу просто поверить твоим словам или сказке Аратана про Темноводье. А вот Хабару я знал. И войско его злобное видел. И деяния их… Ладно. Даже, если ты говоришь правду — но какова твоя власть? А, если с тобой что случится? Умрешь или убьют. Или Чаханьхан приказ пришлет — и повезут тебя на суд. Кто станет новым начальником в Темноводье? Что сделает этот новый начальник с твоей сказкой?

И вот тут лоча прокололся. Точно полетели стрелы-слова Тугудая, вошли в самое сердце Сашики — и в его глазах явно отразился страх. Потому что такие же мысли гнездились и в его душе.

— Иди домой, лоча, — не радуясь победе в споре, негромко сказал Тугудай. — Это лучший исход для тебя.

Глава 36

Сашика весь резко поник. Даже ноги стали его плохо слушаться — пришлось прислониться к стенке.

— Еще одно, — наконец, глухо произнес он. — Я понимаю, вам тут хорошо всем… под мудрым руководством великого… богдыхана. Но я знаю, что недалеко живут тысячи ваших соплеменников, которые уже давно стали рабами хорчинов.

Возмущенный шепоток прошелся среди дауров. Словно бы, лоча сказал что-то неприличное.

— Я не знаю точно, но сдается мне, жизнь их на чужбине не такая сладкая, как у вас. Возможно, им труднее назвать эти земли — родиной. Позволь мне поговорить хотя бы с ними, вождь!

На этот раз Тугудай молчал очень долго. Переглядывался со своими людьми.

— Ты слышал мою волю, Сашика Ходол: уезжай отсюда. Тебе понятно?

Атаман и бошко обменялись взглядами и поняли друг друга.

— Вам вернут ваших лошадей — их нашли на болоте. Остальное — ваша забота.

Тугудай слегка слукавил: Аратана и Сашику еще хорошо накормили. Да и отдохнуть дали. Точнее, велели дождаться сумерек, чтобы не смущать окрестный народ. Когда стало вечереть, Тугудай лично вывел путников из дома и проводил до окраины.

— Если не передумали: дорога к хорчинам ведет туда, — бошко показал рукой на юго-запад. — Нужно будет переправиться через реку и идти в степь.

Сашика посмотрел пристально на друга и сказал:

— Мы не передумали.

Маленький тигр пожал плечами.

Они уже отъезжали, когда даурский бошко крикнул в спину:

— Я всегда думаю, куда веду своих людей, лоча!

…За ночь они постарались как можно дальше уехать от деревни: доброта больших начальников — дело ненадежное. Хотя, Аратану казалось, что в броне Тугудая пробита немалая брешь. Сашика же думал иначе.

— Они могут быть хорошими людьми, но, когда им дают в руки власть — пусть даже махонькую — такие чудесные тугудаи сразу забывают о народе. — рассуждал вслух атаман, возражая другу. — Как же! У него же дом с промасленными окнами!.. А, если сдать нас в Нингуту — то, возможно, еще мешок риса отвалят. Можно, например, проявить благородство: отпустить двух бродяг… Даже показать, куда ехать. А потом послать погоню, убедиться, что бродяги его не послушались — и сдать с потрохами. И со всех сторон хороший, и…

И лоча сглазил: в тот же миг сзади послышался стук копыт. Да нет, не послышался — кто-то мчал за ними во весь опор!

— Проклинаю твой язык, лоча! — прошипел маленький тигр и стеганул баргутскую лошадку.

Они скакали к реке, что есть силы, да только кони их за ночь изрядно устали. И дорога пролегала по оплывшему оврагу — не свернуть. Кобылка Аратана уже начала слегка похрипывать и недовольно заваливать голову набок.

— Да не сейчас же! — прорычал он тихо и начал лупить животину пятками. Цокот сзади становился всё громче и явственнее.

— Погоди-ка…

Даур резко натянул поводья и прислушался. Мимо него — с недоумением на лице — пронесся Сашика, прижимавшийся к холке своей лошади. Он начал неумело останавливать ее и протелепал так еще шагов двадцать.

— Ты чего? — крикнул лоча испуганно.

— Я слышу всего одну лошадь, — ответил маленький тигр и с хищной улыбкой потянул саблю из ножен. Тугудай вернул им почти все вещи, лишь с пищалью и порохом Сашике пришлось распрощаться. Но Аратану и сабли хватит за глаза!

Всадник выскочил на них внезапно и сам испугался сильнее, чем его преследователи. Аратан сразу узнал молодого воина из свиты Тугудая. Тот, увидев нацеленный на него клинок, резко вскинулся, отчаянно натянул повод. Лошадь возмущенно заржала, но повиновалась хозяину.

— Не надо, — сказал местный даур. Не испуганно, а спокойно, словно, ему предложили долить в чай топленого жира. — Я иду к вам. Не нападать. Помочь. Я могу проводить вас.

— Чего? — это уже Сашика. — Куда проводить?

— Я слышал, что ты хотел идти к даурам, что живут у хорчинов… Хочешь увести их на Черную Реку.

— Допустим. И что?

— Я… Я сам оттуда. С юных лет служил хорчинам и только пару лет назад попал на Нонни… на Наун-реку к Тугудаю.

— И с чего тебе нам помогать? — Сашика оставался неумолимым.

— Моя семья по-прежнему служит Унаге-нойону… Ты, лоча… Ты смог бы их увести домой?

— Я с радостью заберу всех, кто захочет вернуться, — улыбнулся, наконец, атаман.

Даур ответил ему еще более широкой улыбкой, которая сильно не понравилась маленькому тигру. Нет, она была искренней, но такой… детской. Как будто бабка старая говорит тебе: веди себя хорошо, и весной добрые онгоны подарят тебе лук. И ты просто ведешь себя хорошо, не задумываясь, как этот лук появится. И еще Аратану не понравилось то, что он сам впервые задумался: а как они собираются уводить пленных из-под власти хорчинов? Просто поднимут тысячи людей и поведут вдоль Наун-реки на север? А что скажут на это сами хорчины?

«Надеюсь, у Сашики есть план на этот случай» — отбросил тяжелые мысли Аратан.

Проводника звали Номхан, хорчины именовали парня на свой лад — Номузан. И так и этак выходило не очень: Кроткий. Парень четко, как молитву, знал, что он принадлежит к роду-хала Аола, к бирге Доогин. Знал название родного улуса — Искаан. Только всё это для него был пустой звук. Родные места парень не помнил. Вообще. Вырос под