– Чего?! – хором переспросили они. – Тебя, часом, в городе головой о стену не били? Ты у кого про огурцы спрашиваешь?

– Спокойно, товарищи, спокойно! Не надо говорить, что я только вчера узнал, чем коза от овцы отличается. Вы меня выслушайте, я ведь не собираюсь учить вас кулинарии. Итак, у нас есть учитель…

Гордеев при упоминании Анатолия Седова поморщился, версия о причастности учителя к убийствам ему не нравилась. Начальство надо уважать. Если не нравится в лоб, то нужно зайти с другого конца.

– В 1949 году в районе Верх-Иланска шли боевые действия. Бывшие эсэсовцы из дивизии «Галичина» пытались штурмовать лесоповальную зону. Вооружение в окрестностях поселка они складировали заранее. Нож для метания не вчера сделан, на нем клеймо «1939 год». Этот нож могли бандеровцы в тайник заложить? Могли. Мог его учитель найти? Мог. Учитель гулял по лесу, провалился ногой в схрон и нашел в нем нож. Нож он принес домой. Если проводить параллель с заготовкой огурцов, то он принес домой пустую стеклянную банку. Я был краток?

– Насчет ножа сомнительно, – сказал Гордеев. – Помню, мы, пацанами, в поисках этих самых закладок все окрестные леса прошарили. Веришь, даже намека на вскрытые тайники не нашли.

– Это ничего не значит, – уверенно заявил я. – Вы не нашли, он нашел, принес нож домой и стал тренироваться в его метании. Чего зря оружию валяться? Есть нож – бросай его в цель, авось пригодится. И нож, и умение его метать – это заготовка впрок. Это трехлитровая банка и крышка от нее. Теперь – к делам минувших дней. Учитель спускается в туалет и видит труп в луже крови.

Они с интересом посмотрели на меня, мол, давай, давай дальше! Труп – чьих рук дело?

Ответ на этот вопрос я продумал еще в автобусе.

– Прокурор района Михаила Антонова освободил, так что будем считать его к убийству Сыча непричастным. Тесть он мне или не тесть, Сыча мог и Дегтярев убить, он тоже в это время в туалет спускался, а заходил ли туда Антонов – неизвестно. Инга Суркова – свидетель ненадежный.

– Тему с Сурковой закрыли, – Гордеев вновь посмотрел на часы, – а то ты сейчас на нее ушат помоев выльешь, чтобы ее значение как свидетеля принизить.

– Учитель спускается в туалет, видит труп и рисует на зеркале руну. Времени у него нет, он действует автоматически. Руна «Смерть» – это два движения по стеклу. Раз-два – фигня с лапками готова. Крест тоже можно нарисовать двумя движениями, но крест – это символ непонятно чего. – Я встал, прошелся по кабинету. – Математический знак «плюс» – это тоже крест. Крест без контекста – это не символ, а две перекрещивающиеся черточки. Что еще можно нарисовать в спешке, в запарке? Свастику – долго, пятиконечную звезду – еще дольше. Руна «Смерть» идеально подходит к обстановке в туалете и к технике исполнения.

– Время, Андрей, – напомнил Гордеев.

Я вернулся за стол.

– Вспомним первое сентября: в ДК на втором этаже празднуют открытие Вечного огня ветераны. Мужики они в возрасте, почки уже не те: выпил рюмку, и через пять минут в туалет надо бежать. У Седова в запасе минута-две, не больше. Сам не зная для чего, он рисует руну «Смерть», и эта руна – не что иное, как огурцы для засолки. Огурец можно свежий съесть, а можно засолить. Огурец – овощ альтернативный. Проходит первое сентября, второе, третье, и Седов понимает, что он, сам того не желая, ненавязчиво подготовил «убийство впрок». За две недели, прошедшие с момента убийства Сыча, в поселке происходят некие события, которые подталкивают учителя к действию. Что произошло, я не знаю, но могу твердо гарантировать: если бы не руна на стекле, то Седов либо не решился бы на убийство Паксеева, либо постарался бы придать ему другой антураж. Так или иначе учитель решает действовать. Огурцы у него куплены, банка много лет пылится в кладовке, пора готовить маринад. Он сжигает собственную стайку, чтобы в ней не нашли стены, истыканные ножом для метания, глотает немецкую таблетку для придания храбрости и идет убивать Паксеева.

– Зачем? – очень спокойно спросил Гордеев. – Объясни, зачем ему убивать Юрия Иосифовича?

– Не знаю, – развел я руками. – Понятия не имею, какой у него мог быть мотив. На дочке не давал жениться? Сам понимаю, чушь сказал, но больше ничего на ум не приходит.

– Контраргумент всем твоим рассуждениям, – вступил в беседу Казачков. – В те дни, когда произошли убийства, на вахте дежурила Кристина Ригель. Она немка, она может зло таить на советскую власть.

– Вадим, какая она немка! – перебил его Гордеев. – Она по-немецки трех слов связать не сможет.

– Ну и что, что не может! Она ссыльная, у нее родственников расстреляли.

– Кто убийца? – спросил я. – Кристина Ригель?

– Нет, конечно, – вздохнул Вадим Алексеевич.

– Вариант с Кристиной Ригель не имеет исполнителя, – сказал Гордеев, – а с учителем – мы не имеем мотива. Огурцы-то он мог засолить, только кого кормить ими будет? Свою собаку?

– Я думаю, что история с учителем только начинается, – сказал я. – Дальше он нам или «цепочку» преподнесет, или, не дай бог, «клубок». Руны он заготовил, теперь на любой труп ляпай нацистскую символику, и он автоматически встанет в один ряд с Сычом и Паксеевым.

Мои начальники призадумались. И «цепочка», и «клубок» ничего хорошего не сулили. За «цепочку» убийств Гордеева снимут с должности, а за «клубок» уволят из милиции. Казачкова за новое убийство тоже по головке не погладят.

– Давайте порассуждаем, – продолжил я. – Версия первая: цель учителя – Паксеев, задача Толи Седова – остаться безнаказанным. Сейчас на учителя, пускай косвенно, указывают мелкие улики. Частично он их сам подбрасывает. Та же руна – я его за язык не тянул, он сам про нее сказал. Мог бы промолчать, но не стал. Почему? Он дает нам возможность выстроить карточный домик. Как только мы закончим его возведение и все собранные доказательства будут указывать на Седова, произойдет новое убийство, на момент совершения которого у учителя будет стопроцентное алиби. Вот тут-то мы сядем в лужу со всеми своими доказательствами! Еще разворот. Представьте, что он задумал «цепочку» не из трех, а из четырех звеньев. Какое звено является мотивом всей «цепочки» – второе или четвертое? Его колоть надо, Семен Григорьевич. Он на Паксееве не остановится.

– Я поехал, – поднялся Гордеев с места. – Без меня ничего не вздумайте предпринимать.

Мы с Казачковым прошли в его кабинет.

– Куда это Семен Григорьевич так спешит? – спросил я.

– Завтра в областном УВД состоится грандиозное совещание с участием представителей МВД и Комитета партийного контроля. Сегодня всех начальников территориальных органов будут инструктировать, как вести себя перед москвичами. Проценты посчитают, перспективу прикинут. Никто не знает, на кой черт комиссия из КПК прикатила. Ты только вдумайся – Комитет партийного контроля при ЦК КПСС! Не понравится им, как ты в ладоши хлопаешь, вызовут на трибуну, партбилет отберут, на клочки изорвут и съесть заставят. И пойдешь ты по стране советской с партбилетом в животе и пером павлиньим в заднице. Андрей, расскажи-ка мне про «клубок». Я про такой термин в первый раз слышу.