О, в этом суть! Этот изгиб синусоиды напрашивается на сравнение с засолкой огурцов. Поведение Марины в городе и поселке – не что иное, как «заготовка мужа впрок».

Итак, когда у меня появилась Марина Антонова? Когда в общежитии стало известно, что меня ссылают в Верх-Иланск. Целый год до этого Марина никак мной не интересовалась, здоровалась через раз, под настроение. В мае в общежитии пронесся слух, что мне дают квартиру. Какое славное было время! Мне можно было в общаге конкурс красоты устраивать – кто только не желал сочетаться со мной законным браком и переехать в отдельное жилье! Марина не желала. Она умная девочка. Практичная. Она пошла другим путем и своего добилась.

Синусоида женского расположения коварна: как только стало известно, что я переезжаю не в собственную квартиру, а в Верх-Иланск, тут же на лицах девушек, еще вчера мечтавших о женитьбе со мной, появилось скорбное выражение: «Хороший был парень, да весь вышел». Если бы у меня диагностировали неизлечимое заболевание, выражение лиц у них было бы точно такое же, притворно-жалостливое. А вот Марина обрадовалась наступившим переменам. Расчет у нее был простой: надо застолбить полянку, вдруг пригодится! Она охмуряет меня, живет со мной до самого отъезда и приправляет наши отношения приятной перчинкой раскованной любви. Она консервирует меня, как огурец на зиму. Логично. За лето я на новом месте вряд ли подыщу себе новую подругу. Да и как бы я ее нашел, если Марина всему поселку показала, что она моя невеста?

Процесс заготовки мужа впрок выглядит примерно так: первая стадия, что-то вроде покупки огурцов в магазине – это наши отношения в общежитии. Вторая стадия – заливка маринадом – лето в ожидании приезда Марины в Верх-Иланск. Третья стадия – закручивание банки и отправка ее в погреб на хранение. Третья стадия, как я понимаю, происходит сейчас. Далее – проба огурцов. Если я к лету следующего года вернусь в город, она меня съест, если останусь в поселке, то вздохнет, разведет руками и пожалуется всем, что огурчики в банке прокисли.

Самое интересное, что меня такое положение вещей устраивает. И Марина, если отбросить временами накатывающую на нее дурь… Все бы хорошо, да никак не получается у нас быть вместе. Не беда, захочу – в любой момент найду себе другую женщину. В Верх-Иланске я считаюсь завидным женихом (скромность никогда не входила в число моих добродетелей). Подойду к тестю, скажу: «Сам понимаешь, мужчина в доме без хозяйки – это ненормально». А он мне: «Да спору нет! Ты к другой дочери присмотрелся? Давай ничего не будем менять. Женись на Наташке – и делу конец!»

Дарить Маринке колготки я не буду – не заслужила.

Остается Наталья. Сейчас ей дарить колготки никак нельзя. Она, памятуя, что в поселке гостит родная сестра, может отказаться принять подарок, и тогда я буду выглядеть дурак дураком, как человек, пришедший на похороны с тортиком… Похороны. Когда должны предать земле Паксеева? Плевать когда. Без меня похоронят. Сейчас надо с колготками разобраться.

Колготки – не скоропортящийся продукт. Их можно бросить в сейф на работе и оставить вылеживаться в ожидании подходящего момента, например, до отъезда Маринки в город. Логично получится: Марина уехала, мне бог послал чудесные колготки, наступили холода – кому дарить? Конечно же, Наталье! Она мне будущая родственница, ничего такого – никакого заигрывания и никаких скабрезных намеков.

План хороший, но нереальный. Не удержусь я, похвалюсь соседям по кабинету дефицитной вещью – на другой день весь райотдел в очередь выстроится на японские теплые колготки посмотреть. Получится еще хуже: обе сестры губки надуют: «Кому это ты такую прелесть привез?»

Как ни жалко, но останется Наташенька без колготок.

Остается Инга. Она молодая женщина, страшненькая, правда, но не в этом дело – ей ведь тоже охота в обновках покрасоваться. Решено: подарю колготки Инге Сурковой! Меня за этот поступок весь поселок презирать будет, сестры Антоновы возненавидят, коллеги по работе будут крутить пальцем у виска, но ничего не поделаешь! Расклад такой – кроме Инги, дарить колготки больше некому.

Дернувшись, словно наткнулся на препятствие, автобус замер, с шумом выпустил воздух, содрогнулся, зашипел под днищем, заскрипел. Щелчок – открылись двери. Народ, толкаясь в узком проеме, повалил на улицу. Я вышел последним.

В Верх-Иланске было прохладно, накрапывал дождик. Я накинул на голову капюшон и пошел на работу.

Должность секретаря комсомольской организации районного отдела милиции выборная. У нас комсоргом был двадцатисемилетний следователь Виктор Ковалик, приверженец здорового образа жизни, активист. Внутренняя энергия Вити Ковалика была подобна вулкану: то затухала надолго, то обрушивалась на головы комсомольцев потоком инициатив и идей.

– Андрей Лаптев! – остановил меня Ковалик у дежурной части. – Тебе комсомольское поручение – сегодня пойдешь от РОВД на похороны товарища Паксеева: постоишь у гроба в почетном карауле, на выносе тела будешь нести венок.

– Э, нет, брат, так дело не пойдет! Пошли к замполиту, мою кандидатуру придется заменить.

– Андрей, больше некому идти. Я уже этот вопрос прокачал с Леонидом Павловичем.

– Ничего не знаю! Я на похороны в составе официальной делегации не пойду. Как частное лицо могу сходить, в толпе постоять, а с венком впереди процессии шествовать не буду.

Замполита на месте не оказалось, и я повел Ковалика прямиком к начальнику РОВД. По дороге на второй этаж комсорг куда-то исчез, дематериализовался, так что к Гордееву я зашел один.

– Семен Григорьевич, я никогда от общественных поручений не отказывался, но к Паксееву не пойду. Сами посудите, что мне на его похоронах делать? Он на меня доносы писал, а я у его изголовья со скорбным лицом встану? Весь поселок говорит, что у нас с Юрием Иосифовичем была одна любовница на двоих, а я ему венок на могилу возлагать буду? «Спи спокойно, дорогой товарищ, на том свете решим, кому из нас гражданка Суркова достанется!» Да если я чихну на кладбище, все же скажут, что я на его могилу плюнул!

– Что нового в городе узнал? – Гордеев нажал интерком, велел дежурному по отделу найти замполита.

– Посовещаться надо. Мне за Казачковым сходить?

– Не в каменном веке живешь! Вызовем его с помощью технических средств. – Семен Григорьевич снова нажал интерком. – Кто это? Александров? Посмотри в окно, Казачков у гаражей стоит? Крикни ему, чтобы ко мне срочно поднялся.

– Привет, лягушка-путешественница! – Вошедший в кабинет Казачков пожал мне руку, сел напротив. – Семен Григорьевич, из города еще автобус с ветеранами подошел. Чую, на кладбище мы одним дежурным нарядом не обойдемся, придется всех выставлять. Андрей, после обеда наденешь форму – и в оцепление.

– Где прощание с телом проходит? – спросил я.

– В Доме культуры, где же еще. – Гордеев посмотрел на часы. – У тебя двадцать минут, постарайся быть краток.

– Вы знаете, как огурцы маринуют?