— А ты чего не спишь? — в ответ спросила его я. — О чем задумался?

Кастеллан тихо вздохнул, повернувшись на бок в мою сторону, и улыбнулся.

— Ни о чем. О тебе.

Внутри меня что-то встрепенулось и задрожало. Я медленно приподнялась на локтях, чувствуя детское волнение, и вкрадчиво спросила:

— Правда? Зачем?

Он пожал плечами, тоже облокотившись головой об одну руку и уперевшись локтем в софу.

— Я о тебе часто думаю. Я же твой куратор.

— Ну, хотя бы так, — ответила я, пронизывая взглядом Киллиана, который тоже смотрел на меня. — Обо мне, знаешь, редко кто думает.

Я попыталась скрыть какое-то разочарование, но цепкий взор Кастеллана уже зацепился за мелкую перемену в моем настроении.

— Ты не права. Ты многим нравишься.

— Нет. У меня никого нет, кто бы по-настоящему беспокоился обо мне. Ни мамы, ни теперь уже папы. Только брат и дядя, которому, в общем-то, тоже нет дела…

Прежде чем вызвать жалость или сострадание, которые я ненавижу, я сделала голос равнодушным и спокойно сказала:

— Меня это не задевает, мне все равно. Просто опровергла твои слова.

Я чуть напряглась, когда увидела, как Киллиан откидывает покрывало и встает с софы, направившись ко мне. Теплый свитер сполз набок, оголив его плечо. Он сел на кровати у моих ног, склонившись ко мне, и заговорил шепотом:

— Ты глупая. О тебе беспокоятся Марьен, Саймон, Маттиас… А больше всех — я.

Я замерла, словно боясь шевельнуться.

— Киллиан…

— Молчи, — строго скомандовал он. — Я знаю, что ты сильная и не хочешь чьей-либо заботы. Но со мной можешь не петь эту песню.

Я затаила дыхание.

— Мне плевать. Я уже говорил, что ты… Ты мне важна. И дорога. Я не хочу, чтобы ты сама справлялась со всеми своими проблемами. Хочу помогать тебе, ясно? Мне без разницы, нравится тебе это или нет, Хилл. — Киллиан вскинул брови. — Ты маленькая засранка, за которой нужен глаз да глаз, и которая завянет без внимания. Моего внимания.

Я смущенно опустила взгляд вниз, чувствуя, как возле сердца запекло и заныло. Это было счастье, пугающее и волнующее, от которого мне сносило крышу. Кастеллан коснулся моих волос, убрав пряди за ухо, и продолжил:

— Со мной ты можешь побыть немного слабой. Выключить свою бдительность и враждебность. Я защищу тебя и помогу всем, чем смогу. Мне не нравится, что ты играешь в «независимую» даже для меня.

Я слабо улыбнулась, робко подняв глаза ему навстречу.

— Тебе тоже нужна моя защита.

— Мне? — удивленно спросил Киллиан.

— Тебе. Ты тоже уязвимый. Вот увидишь, настанет день, и я тебе понадоблюсь.

Киллиан ухмыльнулся, сев на моей кровати ровно, и похлопал меня по ногам.

— Договорились, хулиганка.

С минуту мы оба молчали, пряча взгляды кто куда. Я смотрела на огонь, Киллиан куда-то в окно, на небо. Я выкручивала себе пальцы от волнения, а место на ноге, где лежала ладонь Киллиана, буквально горело. Превозмогая страх, я, сглотнув, спросила:

— Может, уже ляжешь ко мне?

Кастеллан удивленно глянул на меня, а я пожала плечами.

— Если хочешь, конечно.

Ничего не ответив, Киллиан лишь забрался на кровать с ногами, подтянувшись ко мне, и лег спиной на подушку. Я пристроилась у него под боком, устало сложив голову ему на грудь и прикрыв глаза. Он приобнял меня, засмотревшись на трещавший в камине огонь. Наконец-то мы оказались в таком положении, в каком должны были оказаться изначально. Вдвоем и в тепле.

— Почему ты такая? — снова заговорил он.

— Какая? — пробормотала я.

— Неужели тебе кажется, что если дашь слабину, все тебя сразу бросят?

— Никто не любит нытиков и слабаков. Ты наверняка знаешь, что я пережила, и я не собираюсь становиться изгоем из-за этого, — спокойно ответила я.

— О, я знаю даже больше, чем ты можешь себе представить, Лисс.

Меня немного напрягли эти слова, хотя особого значения я им не придала.

— Что бы ни случилось с тобой, это не значит, что нужно так закрываться.

Я уже поняла, что будет бесполезно отнекиваться и говорить, что мне действительно все безразлично. Я лишь попыталась набраться терпения и сдержанно ответить, чтобы не сболтнуть лишнего:

— Это мой способ самозащиты.

Не успела я перевести дух от этой неприятной фразы, как уже ощутила, что Киллиан пальцами взял меня за подбородок и поднял мое лицо, чтобы взглянуть на него. Он серьезно посмотрел на меня и нахмурился.

— Что, и от меня ты защищаешься?

Я опешила.

— Алесса, я хочу видеть тебя естественной. Скажи хоть слово — и я всех убью, кого попросишь. Ты мой человек.

Сердце внутри сжалось и будто бы задрожало. Я забыла, как дышать, застыв и ощутив горячий ком в животе от радости. Мне показалось, что если я сейчас скажу ему хоть слово, то обязательно разрыдаюсь. Тяжело сглотнув, я лишь зажмурилась и помотала головой. Безвольно уткнулась Киллиану в плечо, крепко обняв, и заныла. Он погладил меня по голове, прижав к себе ближе.

— Ну-ну, чего ты?

— Зачем ты говоришь такое? — промямлила я ему в свитер. — Привязываешь к себе. Я ведь людям не открываюсь… Им нельзя верить. А ты… Из-за тебя я все делаю не так, как положено…

— Мне можно, я не обижу.

— Честно?

Я оторвалась от Кастеллана, посмотрев на него большими желтыми глазами. Ожидала увидеть жалость, а наткнулась на очарованный добрый взгляд. Я действительно ему нравлюсь.

— Ну конечно, чокнутая. Я всегда буду тебя защищать. При других можешь быть гордой и сильной. А при мне делать пучок на голове, превращаться в маленькую игривую девочку и плакать, когда захочется.

Киллиан блаженно улыбнулся. Я тяжело выдохнула, борясь с безумным потоком слез радости. Я не реву. А сейчас реветь хочется. От счастья тоже зазорно плакать, или это нормально, так же как от горя? Я ведь не заслуживаю такого отношения. Я вообще ничего не заслуживаю. Почему он так добр со мной? Где искать подвох?

— Моя девочка, — сказал он.

Затем снова погладил меня по голове, склонился и мягко поцеловал в лоб. Я с удовольствием приняла этот поцелуй, уже ощущая капли слез в уголках глаз. Прикрыв их, я медленно приблизила лицо к Киллиану, чуть пододвинувшись к нему. Он ощутил то же, что и я, плавно спустившись ниже и коснувшись своими губами моих. Это был долгий, но мягкий и нежный поцелуй с шоколадным и пряным вкусом, словно после чашки глинтвейна или какао.

Самый теплый, самый приятный и самый желанный из всех, которые у меня были до этого.