и злее рявкал на Механиков, если оружия производили меньше обычного, и вместе с Мобриком чаще прохаживался по мастерской. Как-то раз Сара увидела, что один из Клыков схватил Надзирателя за ворот и встряхнул. Она не слышала, что крикнул Клык, но когда ящеры ушли, Надзиратель поправил на голове цилиндр, развернул кнут, спустился с лестницы и наорал на всех. Сара видела, как всякий раз, когда приходили Клыки, Надзиратель и Мобрик испуганно переглядывались.

После побега Джаннера они уже не вели себя как полные владыки фабрики – скорее как два инструмента, лишь чуть выше Механиков. Тогда Сара задумалась, кто такой Джаннер Игиби. Ей казалось странным, что Клыков так озаботил побег обыкновенного мальчишки. Она часами смазывала шестерни грохочущего угольного конвейера, вновь и вновь задаваясь вопросом, что такого необычного есть в Джаннере. В воображении девочка сделала его принцем далёкого королевства… и мечтала, что однажды он вернётся и спасёт её.

На третий день после того, как она впервые заговорила с мальчуганом по имени Борли, Сара ждала его в столовой, чтобы больше узнать о нём и о других своих новых друзьях. Борли сел напротив и, улыбнувшись, как если бы хотел что-то сказать, жестом попросил Сару придвинуться ближе.

– Что такое? – шёпотом спросила она.

Борли достал из-под рубашки кусок металла – такой чёрный и зазубренный, что Сара не сразу поняла, что это кинжал, но ещё не отполированный и не заточенный.

– Борли, спрячь! – зашипела она, озираясь, чтобы убедиться, что Механики за ними не следят. – Тебе очень сильно влетит, если узнают, что ты его стащил.

Борли понурился:

– Я думал, он нам пригодится, чтобы сбежать.

– Нет, так не получится, – возразила Сара. – Мы не сможем силой пробиться за ворота. Надзиратель нас быстро остановит.

К тому времени за стол сели ещё несколько ребят помладше. Маленькая черноволосая девочка с большими карими глазами спросила:

– Тогда что же нам делать, Сара Кобблер?

– Ничего, Гретталина. Ничего. Сейчас мы можем только разговаривать. Однажды мы отсюда обязательно выберемся, но нужно вести себя очень осторожно, слышите? Будет просто ужасно, если Надзиратель или Мобрик сунут Борли в гроб, правда?

У детей от страха округлились глаза. Все мрачно кивнули.

– Борли, дай мне кинжал, – попросила Сара.

Он протянул его под столом, и девочка сунула оружие в рукав рубашки, решив, что пока спрячет нож, а в начале следующей смены сунет его в проезжающую мимо тачку…

И тут Сара услышала голос, который так её напугал, что она чуть не выронила кинжал.

– Что тут такое творится? – спросил горностранник Мобрик.

Он стоял за спиной у Сары, как всегда, в цилиндре и потрёпанном чёрном сюртуке, доходящем до пола.

Сидящие за столом дети опустили головы, приняв унылый и сонный вид, и стали молча хлебать суп – Сара велела им всегда вести себя так в присутствии Механиков. Хотя сердце у неё колотилось и Мобрик маячил совсем рядом, девочка чувствовала прилив гордости: у её маленьких друзей оказались стальные нервы.

– А что, сэр? – спросила она как можно равнодушнее.

– Я видел, как вы болтали. Вы ведь болтали?

– Может быть, сэр. Некоторые инструменты жалуются, что я иногда разговариваю сама с собой. А я этого даже не замечаю. – Сара согнулась так, что чуть не коснулась подбородком миски. – Просто я очень устала, – добавила она и зевнула.

– Опять ты, – произнёс Мобрик, придвинувшись ближе. – Инструмент, который помог сбежать мальчишке.

Сара молчала. Кинжал выскальзывал из рукава, и она немного согнула руку, чтобы он не выпал, отчего остриё высунулось в дырку на рукаве.

Девочка не знала, как быть. Действовать немедленно, пока Мобрик не увидел кинжал, или ждать и надеяться, что он ничего не заметит? Сара была одного роста с горностранником, а значит, вполне могла с ним справиться. Возможно, если пригрозить ему оружием, он будет молчать. Или надо просто бежать… но Сара знала, чем это закончится: Механики бросятся на неё из-под потолка. Никому не удавалось убежать далеко. И всё-таки, обезумев от страха, Сара подумала, что это единственный шанс. Вокруг сидят союзники, в рукаве лежит нож, Надзирателя не видно…

Потом Сара вспомнила, как тщательно Джаннер готовился к побегу. Он провёл несколько дней в гробу, ожидая подходящего момента; он заручился помощью Сары; он запас яблоки, чтобы подкупить горностранника – и всё равно Джаннера чуть не схватили. Ещё Сара вспомнила, как жестоко её наказали за то, что она ему помогла. Она понимала, что нельзя подвергать такой же опасности Борли, Гретталину и остальных. Нет, если она и предпримет что-то, то только на свой страх и риск.

Сара молилась Создателю, чтобы Мобрик не заметил маленького чёрного кончика кинжала, торчащего из рукава. Горностранник, прищурившись, смотрел на Сару, и девочка не сомневалась, что он видит её насквозь. Шансов захватить Мобрика врасплох становилось всё меньше. Сердце у неё в груди бешено колотилось.

И тут Борли рыгнул.

Мобрик взглянул на него, сказал: «Невоспитанный мальчишка» – и зашагал прочь.

Борли не поднимал головы, пока горностранник не вышел из столовой, а потом все хрюкнули от смеха.

Сара намеревалась при первой возможности избавиться от кинжала… но вечером, укладываясь спать, она сунула его в изножье койки. В голове у неё начал складываться замысел, и она не сомневалась, что даже Джаннер Игиби гордился бы им.

Девочка задумалась, где он, и шёпотом помолилась о его благополучии, а потом крепко заснула. Ей снились замок, река и лошадь на зелёном холме.

31. Предупреждение Олумфии и замысел Банга

На следующее утро в Зелёных лощинах шёл бесконечный дождь. Ния и дети сели в повозку, облачившись в плащи с капюшонами, от которых, впрочем, мало было проку. Ручей у Трубного холма превратился в бурный поток, такой высокий, что пенные волны перехлёстывали через мост. Джаннер испугался, что лошадей смоет, но мать напомнила ему, что этот мост стоит тут много веков и выдержал немало бурь. Кальмар помалкивал – впрочем, с утра он в последнее время всегда был молчалив.

Они влились в вереницу повозок, медленно катящих к Залу гильдий, и Джаннер опять ощутил на себе внимательные неприязненные взгляды других детей. Даже в присутствии Нии они не скрывали отвращения и подозрительности. Джаннер не понимал, почему мать молчит; казалось, она равно невосприимчива к дождю и к чужой ненависти. Объехав статую во дворе, Ния простилась с детьми, сказала: «Не забывайте, кто вы такие» и уехала.

Джаннер, Кальмар и Лили без труда прошли сквозь толпу школьников: те сами перед ними расступались, перешёптываясь. До Джаннера доносилось «смотри не прикасайся к нему»