Добравшись до спальни, Джаннер даже не стал зажигать лампу. И читать не стал. Он залез под тёплое одеяло и почти сразу заснул.

Однако Кальмар, готовясь ко сну, так возился, что разбудил его. Джаннер недовольно застонал, а когда зажглась лампа, натянул одеяло на голову.

– Прости, – шепнул Кальмар. – Я не хотел тебя будить.

– Но разбудил, – буркнул Джаннер. Он почувствовал, что Кальмар сел в ногах постели. Джаннер высунул голову из-под одеяла и взглянул на брата. Усы у Кальмара повисли, чёрный влажный нос блестел в свете лампы. – Ну, чего тебе? – спросил Джаннер – грубее, чем хотел.

– Прости за гильдию Дурги. Я знаю, ты бы предпочёл переплётную… – Кальмар почесал подбородок, но совсем не как человек: он поскрёб его когтями быстрым собачьим движением. – Я просто не понимаю, чего ты от меня хочешь. Скажи – и я всё сделаю. Лишь бы ты не злился.

Джаннер вздохнул. Он почувствовал, что камень, лежащий у него на душе, шевельнулся. Он этого не хотел. Он хотел злиться и дальше, чтоб Кальмар понял, как трудно приходится его старшему брату.

– Я на тебя не злюсь. Просто… просто мне никогда не позволяют сделать то, что хочется. Понимаешь – никогда.

– Ты сегодня был в библиотеке.

– Да, но…

– И ты можешь здесь с кем-нибудь подружиться. А я нет. Я сломал себе жизнь. И теперь у меня вот это… – Он поднёс лапы к лицу. – От них нельзя избавиться. И от этой морды! – Кальмар повесил голову.

Камень в душе Джаннера сдвинулся ещё немного: вот-вот – и он откатится. Мальчик приподнялся на локтях. Когда он увидел, как у Кальмара стекла слеза, повисла на кончике носа и упала на постель, гнев окончательно прошёл.

– Ты не виноват. Тебя изуродовали Клыки.

– Ты не понимаешь, – ответил Кальмар, вытирая нос. – Я ужасный король. И человек ужасный. Клыки тут ни при чём.

– Ну что ты говоришь?! Разве ты хотел, чтобы тебя похитили?

– Нет.

– Разве ты хотел, чтобы тебя посадили в Чёрную Карету?

– Нет.

– Разве ты хотел, чтобы тебя превратили в Клыка?

Тишина.

– Кальмар!

Джаннеру вдруг стало зябко. Кальмар перестал плакать и уставился в пол.

– Кальмар, – повторил Джаннер.

– Да, – прошептал тот.

– Что «да»?

– Да, я хотел. – Кальмар шмыгнул носом. – В Клыка можно превратиться, только если захочешь. Она сама так сказала.

– Кто и что тебе сказал?

Джаннер боялся ответа – сам не зная почему. С каждым словом Кальмара ему казалось, что он заходит всё дальше в темноту.

– Хранительница камней. У неё такой красивый голос. В Карете нам сказали, что мы будем могучими. Нам обещали силу, быстроту и разные умения. Всё, что было нужно, – это спеть вместе с ней.

– И ты пел? – тихо спросил Джаннер.

Кальмар кивнул.

Джаннеру было очень страшно, но всё-таки он спросил:

– И что случилось? Как это было?

– Было приятно. А ещё – как будто я умер, – ответил Кальмар, помолчав. – Как будто сердце у меня в груди ссохлось. Но я правда этого хотел. Она сказала – волшебство не подействует, если я не впущу его в душу. И я впустил… – Голос Кальмара оборвался. Он отвернулся. – Прости. Прости.

– Как же ты вернулся? – спросил Джаннер. – Значит, другие Клыки тоже могут опомниться?

– Не знаю. Дядя Артам сказал, что он выбил дверь, прежде чем Хранительница камней успела наречь меня новым именем. Он сказал – имена имеют силу. Превращение не успело дойти до конца. Не знаю, в чём там штука. Хорошо, что он успел вовремя. Я не хочу быть Клыком, Джаннер. Но сегодня, когда мы бегали, и потом, когда я боролся с Григором… мне показалось, что дух Клыка никуда не делся. Он у меня в крови, и я очень хотел дать ему волю. – Кальмар взглянул на Джаннера, и по спине старшего брата пробежал холодок. В воздухе повисло напряжённое молчание. Глаза у Кальмара оставались голубыми, но Джаннеру показалось, что он видит по краям жёлтые крапинки. Кажется, раньше их не было? Наверное, ему просто померещилось… – Я думал, что всё пропало, Джаннер. Я думал, что уже не вернусь к вам. Они сказали, что я могу либо спеть песнь и сражаться на стороне Нага, либо умереть в холодной мрачной темнице. Мне было страшно. И я не хотел быть королём. Я и сейчас не хочу. Я не понимаю, как это. – Кальмар скрутил в лапах одеяло. – Я не такой умный, как ты. Я не учил историю, не знаю стихов и не мечтаю об Анниере. Я просто хочу, чтоб от меня отстали.

Джаннер знал, что надо утешить брата, но отчего-то ему не хотелось к нему прикасаться.

– Знаешь, что сказала бы мама?

– Что?

– Она бы сказала, что ты всё равно король – хочешь ты этого или нет. Она бы сказала, что в твоих жилах течёт папина кровь, которая сильнее, чем ты думаешь. Мама бы напомнила, как тебя зовут. Твоё имя Кальмар Ветрокрыл.

– Я знаю.

– Ты король. Не забывай об этом. – Джаннер заставил себя улыбнуться. – Я-то уж точно не забуду. Тебя на каждом шагу приходится от кого-нибудь защищать.

Кальмар отвёл глаза и выпустил одеяло. Оно было изодрано в лоскуты, и Джаннер увидел у брата под когтями обрывки ткани.

– А ты можешь защитить меня от меня самого? – Он задул лампу и тихо забрался в постель.

– Кальмар…

Маленький Серый Клык не отвечал.

Джаннер долго лежал без сна, встревоженный и напуганный. Незадолго до рассвета за окном сверкнула молния, и от раската грома задребезжали стёкла.

30. Борли и кинжал

Несколько дней Сара с трудом скрывала улыбку. Она работала, предвкушая следующий поход в столовую – только там она могла поговорить с младшими, не привлекая нежелательного внимания.

Разговоры с другими инструментами – «ребятами!» – укрепляли в Саре веру в то, что она не сошла с ума. Когда однообразный тяжёлый труд начинал её отуплять, она вспоминала, что через несколько часов вновь станет обычной девочкой, болтающей с другими обычными детьми. Порой, когда раздавался свисток, зовущий в столовую, Сара удивлялась, как быстро пролетело время. Иногда среди прочих чумазых лиц она замечала кого-нибудь из своих друзей и наблюдала за ними, чтобы развлечься.

Это всё вносило приятное разнообразие в отупляюще монотонную жизнь, которую она вела до появления Джаннера Игиби. Ум Сары пробудился, и он был острым – а значит, появилась надежда.

Она стала внимательной и заметила, что раз в несколько дней наверху лестницы вместе с Надзирателем появляются Клыки. Она заметила, что в такие дни Надзиратель казался встревоженным