* * *

Рязанцев холодно извинился за опоздание, пожал Арсеньевуруку, плюхнулся в кресло и прикурил от зажигалки-пистолета. На жаркое радостноеприветствие Лисовой ответил сквозь зубы:

– Привет, Светка. Свари нам, пожалуйста, крепкого кофе.

Спутницу свою, худенькую, стриженную под мальчика блондинку,представил коротко и ясно:;

– Мой новый пресс-секретарь. Маша. Она была совсеммолоденькая, очень красивая, правда, такая бледная и усталая, что Арсеньевупоказалось, она сейчас заснет в кресле.

Светлана Анатольевна подскочила к Рязанцеву, мимоходомпоправила воротник его пиджака, склонилась к самому его уху, залопоталаудивленно и испуганно:

– Как это? Где ты ее взял, Женя, нельзя доверять такуюсерьезную работу первой встречной…

Она говорила шепотом, но таким громким, что Арсеньев всеслышал. И сонная девушка Маша, безусловно, слышала.

Рязанцев в ответ только отмахнулся и, поморщившись,произнес:

– Света, я просил кофе!

Лисова послушно закивала, попятилась к двери, ведущей внутрьдома, но в проеме вдруг застыла и уставилась на незваную гостью испепеляющимвзглядом.

– Прежде всего, я хочу спросить вас, майор, – обратилсяРязанцев к Арсеньеву, – вы там уже разобрались с царапинами на лице у Вики?Известно, что произошло? Почему у нее распух нос? Почему такие воспаленныекровавые губы? Кто и зачем содрал ей кожу вокруг рта и на руках?

– Сейчас проводится повторная экспертиза, – неопределеннопромямлил Арсеньев, – пока можно достоверно утверждать, что Кравцова и Бриттенполучили пулевые ранения, которые вызвали повреждения, несовместимые с жизнью.

– Перестаньте, – поморщился Рязанцев и махнул рукой, – это яи без вас знаю. Но я также знаю, что Вика сильно изменилась. Могли ее пытать,насиловать перед смертью? Могли надругаться над трупом? Или Бриттен был тайнымсадистом? Что там произошло?

– Евгений Николаевич, я не могу вам точно ответить, –признался Арсеньев, – во-первых, не имею права, во-вторых, просто поканеизвестно. т – Замечательно, – кивнул Рязанцев и презрительно фыркнул, –отлично вы работаете, господа, поздравляю вас. Ладно, я буду говорить об этомсо следователем. Ее, кажется, зовут Зинаида Петровна?

– Зинаида Ивановна, – поправил Арсеньев и покраснел.

– Ясно. А ваше имя-отчество?

– Александр Юрьевич.

– Очень приятно. Итак, Александр Юрьевич, у вас есть ко мнекакие-то конкретные и срочные вопросы?

– Евгений Николаевич, скажите, в начале марта Кравцовапокупала машину “Фольксваген-гольф” цвета мокрого асфальта?

– Вроде бы, – Рязанцев несколько сбавил тон, успокоился,видно почувствовал, что перегнул палку, все-таки здесь не митинг и не прямой эфир,– мы говорили об этом, она просила у меня денег, она буквально заболела этоймашиной, именно “Фольксвагеном-гольф”, но я считал, что одного автомобилявполне достаточно.

– И денег не дали? – уточнил Арсеньев.

– Разумеется, нет. Сегодня очередная шуба, завтра машина,послезавтра браслет из платины с бриллиантами, потом костюм от Шанель. Так женевозможно, я все-таки политик, а не бандит.

– Но машину она купила?

– Заказала перегонщику из Гамбурга, именно “Фольксваген-гольф”.Потом ей захотелось норковую шубу, она ее купила, это я знаю точно. А вот промашину ничего определенного вам сказать не могу. Почему вас это вдруг такзаинтересовало?

Саня не успел ответить.

– Женя, можно тебя на минуту? – громко и обиженно произнеслаЛисова, которая все еще стояла в дверном проеме.

– Да, Света, я тебя слушаю.

– Нет, я могу сказать только наедине. Это очень важно.

– О Господи, – простонал Рязанцев, неохотно поднялся и вышелв коридор. Лисова закрыла дверь.

На веранде воцарилась тишина. Арсеньев встретился взглядом сМашей, она ему улыбнулась.

– Меня зовут Александр Юрьевич Арсеньев, – представился он.

– Да, я уже знаю. Очень приятно, – она провела рукой посвоим светлым стриженым волосам, Саня вдруг подумал, что она подстриглась таккоротко совсем недавно и все не может привыкнуть, – Мери Григ.

– Мери? А почему Евгений Николаевич называет вас Машей?

– Для конспирации. На самом деле ему так проще, – она опятьулыбнулась, мягко, сонно, и повертела головой, разминая затекшую шею. – Вы тожеможете меня так называть. А еще лучше по имени-отчеству. Моего папу звалиЭндрю, по-русски это Андрей. Вот, пусть я буду Мария Андреевна. Мне нравятсяваши отчества, ни у кого больше их нет.

– Вы из Америки? – догадался Арсеньев.

– Я вчера прилетела из Нью-Йорка. Думала, буду здесьспокойно собирать материал для диссертации, но сразу удостоилась чести статьпресс-секретарем Машей, – она опять улыбнулась и зевнула, прикрыв рот ладошкой,– не знаю, что из этого выйдет.

Тут только Арсеньев уловил легкий акцент и спросил:

– Вы давно знакомы с Евгением Николаевичем?

– Не очень. Четыре года назад я слушала его лекции вГарварде, но после этого мы не виделись.

– Как же вам удалось удостоиться такой чести, сразу статьпресс-секретарем?

– Повезло, – она развела руками, – я вообще везучая. Насамом деле это вышло почти случайно. Меня пригласили на работу в один крупныймедиа-концерн. Не здесь, конечно. Дома, в Америке. Концерн оплатил мою поездку,им надо, чтобы я повышала квалификацию. Мой будущий шеф – приятель Рязанцева.Когда стало известно о несчастье с Викторией Кравцовой, шеф попросил менявременно заменить ее. С одной стороны, это довольно странно, я ведь впервые вРоссии, у Евгения Николаевича целый штат людей, более компетентных, чем я, но,как мне объяснили, есть некоторые психологические нюансы. Лучше, если рядом сним будет человек со стороны, никак не связанный с его привычным окружением.

– Ну да, это можно понять, – кивнул Арсеньев, – значит, выучитесь в Гарвардском университете?

– Заканчиваю аспирантуру.

– Кто вы по образованию?

– Психолог. Училась на факультете психологии, но постояннобегала слушать лекции на факультет славистики. В итоге тема моей диссертациизвучит так: “Средства массовой информации и влияние новых политическихтехнологий на самосознание людей в разных слоях общества посттоталитарнойРоссии”.