– Нет. Я думаю, вы из ЦРУ, – произнес он чуть слышно, слегкой одышкой, – вы, разумеется, скажете, что нет. Я и не жду от вас прямогоответа. Я отлично знаю, что Томас Бриттен был офицером ЦРУ. Не надо делатькруглых глаз, удивленно смеяться и отшучиваться. Ответить честно и прямо вы неможете, я понимаю. Но вы должны знать, что мне сейчас необходима именнопрофессиональная помощь. Я собираюсь нанять в частном порядке того майора,который сидит сейчас у меня дома, но доверить все ему одному мне страшновато.Его я совсем не знаю. Видел только один раз, в морге. У меня нет гарантии, чтоего не перекупят, что он не использует полученную информацию в собственныхинтересах. О вас мне хотя бы известно, что вы от Хогана, что вас прислалконцерн “Парадиз”, который вложил в мою партию много денег и заинтересован,чтобы со мной было все о'кей. К тому же вас здесь вряд ли кто-то сумеетперекупить. Разве что напугать. Ладно, времени мало, надеюсь вы меня поняли.Скажите, что вам известно о моей жене?

– Ее зовут Галина Дмитриевна, она кандидат историческихнаук, вы женаты двадцать пять лет, у вас два взрослых сына.

– Перестаньте, – он поморщился и раздраженно махнул рукой, –некогда заниматься ерундой, майор заждался, он сидит у меня дома с шести часов.Вы наверняка знаете, что моя жена находится сейчас здесь, а не в Венеции, лежитв частной клинике.

– В деревне Язвищи? В нескольких километрах от вашего дома?– тихо уточнила Маша.

– Совершенно верно. Она трижды пыталась покончить с собой.Она тяжело больна, какой-то сложный психоз. Неизлечимый. Это пока все.Остальное я буду рассказывать вам и майору одновременно'. Не люблю повторяться.

Оказавшись в машине, Маша не заметила, как опять задремала.Проснулась она уже у ворот гаража.

– Я понимаю, что вы очень устали, но прошу вас не спать,когда я буду разговаривать с майором милиции, – проворчал Рязанцев, открываядверцу с ее стороны.

– Хорошо, я не буду. Извините.

Арсеньев так и не удостоился ни чая, ни кофе. СветланаАнатольевна заявила, что страшно устала и разговаривать больше не в силах.

– Я и так рассказала вам слишком много, но вы все поняли неправильно. Теперь мне надо отдохнуть. Думаю, Евгений Николаевич должен скороподъехать.

– Да, я дождусь его, – кивнул Арсеньев, – вы можете пойти ксебе.

– Нет, я, конечно, поднимусь к себе на пару минут, но сразувернусь. Я не могу оставить чужого человека одного здесь на веранде. Это не вмоих правилах. Я отвечаю за все в этом доме, а санкции на обыск у вас пока нет.

Саня никак не отреагировал на эту ее реплику, молча достализ сумки свой потрепанный ежедневник и принялся его листать.

Лисова царственно удалилась, но вскоре вернулась, держа вруках толстую книгу в мягкой пестрой обложке, уселась в кресло. Краем глаза онзаметил, что Светлана Анатольевна читает не какой-нибудь современный дамскийроман или детектив, а старую английскую классику, “Джен Эйр” Шарлотты Бронте.

«Вот тебе, кстати, живая иллюстрация к твоим умным мыслям поповоду скудости чувств, – усмехнулся про себя Арсеньев, искоса поглядывая на еевнушительную фигуру в кресле, – тут все наоборот, переизбыток чувств, богатствои глубина. Потрясающая, прямо-таки лебяжья верность. Мадам Лисова, а точнеемадемуазель, двадцать пять лет любит единственного мужчину, причем без всякойнадежды на взаимность. Неужели ей не надоело, ни разу за эти годы не сталообидно или хотя бы просто скучно?»

Светлана Анатольевна лизнула пальцы, перевернула страницу.Нитка жемчуга, покоившаяся на ее мощной груди, медленно поднималась иопускалась в ритме ровного дыхания. Она успела стереть разводы туши,причесаться, подкрасить губы и в полной боевой готовности ждала своеголысеющего идола.

В голове у Сани гудело, как в печной трубе. После разговоровс Лисовой все предыдущие события, сегодняшние и вчерашние, затуманились,потемнели, словно огненные страсти мадам слегка закоптили ему мозги.

– “Фольксваген-гольф”, – повторял он про себя, пролистываястраницы ежедневника и еще не понимая, почему так упорно вертится на языкемарка машины, которую вроде бы купила перед смертью Вика Кравцова и котораяисчезла странным образом. Теоретически в багажнике мог лежать пистолет “ИЖ-77”.Но вовсе не обязательно, что обезумевший Ворона сунул его именно туда. А еслисунул, то Вика вполне могла его там десять раз обнаружить. Как в таком случаеона поступила, неизвестно. Ясно только одно – в милицию она его не понесла.

"Фольксваген-гольф” цвета мокрого асфальта упрямомаячил перед глазами, причем не просто так, не сам по себе. За пару минут онуспел обрасти вполне ясным пейзажным фоном: кусок черного ночного шоссе,рекламный щит. Рядом с автомобилем, как по команде, выросли из асфальта двахилых несчастных цветочка, две бесхозные проститутки, темненькая с короткойстрижкой и беленькая с длинными волосами, в красном трикотажном платье, навеликанских платформах.

– “Фольксваген-гольф” цвета мокрого асфальта, – медленнопробормотал Арсеньев и не заметил, что говорит вслух.

– Что, простите? – кашлянув, спросила Ли-сова.

– Нет, ничего! – Арсеньев захлопнул свою тетрадочку.

За стеклом веранды он увидел два силуэта. Через секундудверь открылась.

Наконец явился Рязанцев, и не один, а с каким-то белобрысымлопоухим мальчишкой, который при ближайшем рассмотрении оказался девушкой.

* * *

«Он обещал – повторял про себя Григорьев, пробегая мимоограды муниципальной школы, – зачем ему Машка? Зачем?»

Кумарин много лет назад дал честное слово никогда, ни прикаких обстоятельствах не трогать его дочь, не привлекать ее к сотрудничеству сУГП ни прямо, ни косвенно.

– Он обещал! – шепотом твердил Андрей Евгеньевич в ритмесвоего небыстрого тяжелого бега. – Он еще ни разу не давал повода усомниться всвоем честном слове. Конечно, глупо надеяться на его совесть, но есть ещездравый смысл, прагматизм, элементарная логика. Ему невыгодно. Он долженпонимать.

Собственные доводы звучали совершенно неубедительно.

До зоомагазина на Фокс-стрит было полчаса пути пешком иминут двадцать мелкой трусцой. Григорьев бежал, придерживая локтем сумку наплече и чувствуя, как там внутри возмущенно брыкается котенок.

– Сиди смирно! – скомандовал он, когда белая мордочка с розовымносом протаранила застежку и ткнулась в его руку. – Будешь хулиганить, назовутебя Севой!

Котенок тут же затих, как будто понял, о чем речь, и незахотел стать тезкой Всеволода Сергеевича Кумарина.