Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда дошла очередь до облигаций, «робингуд» решил их закинуть в мешок и засунуть подальше, но потом разрешил себе хоть полюбоваться на это произведение типографского искусства. В первом мешке были облигации до 1956 года включительно. И каких там только не было! Фиолетовые сторублёвые листки «восстановления народного хозяйства» 47-го года, похожие с паровозом 49-го, зеленоватые «развитие народного хозяйства» с трактором на посевной 51-го, розовые со зданием МГУ 52-го, схожие, но с плотиной ГЭС, и уже жёлтые 53-го, красные по типу довоенных червонцев 54-го года, серо-зелёные, как доллары, 55-го, и опять почти коричневые 56-го. Как бы их продать? Даже непонятно, у кого можно об этом спросить, чтобы не вызвать подозрения.
А вот в папке оказались совсем другие бумаги — их Пётр помнил из детства. Часть сбережений их семья хранила в облигациях 1966 года. Эти можно было легко купить и продать в любой сберкассе. Была полная двадцатирублёвая и половинная десятирублёвая. В отличии от ярких сталинских и хрущёвских, эти были небольшие и тусклые, коричнево-грязно-синие. Вот только эти были настоящей ценностью — они были ликвидны. Если сейчас январь 1967 года, а появились они в июле 1966-го, то с учётом одного тиража в полтора месяца должно было уже пройти четыре розыгрыша, последний — в новогодние праздники. Следующий будет 15 февраля — уже скоро. И тут Пётра осенило. А ведь облигации лежали в пыльной папке и перетянуты резинками. Может. гражданин Зуев и не сличал их с таблицей, публикуемой в «Известиях»? Нужно проверить.
Пётр пересчитал облигации: тысяча двадцатирублёвых и пятьсот десятирублёвых. Что самое приятное, так это то, что номера и серии шли не по порядку. То есть даже если их и украли в сберкассе, то вряд ли теперь можно отследить по номерам. Или всё же можно? Скажем, все номера переписаны, и Потап не проверял их по той простой причине, что отоварить их нельзя. Как бы это узнать, не светясь? Вид облигаций навёл Петра ещё на одну мысль. Сорить деньгами в 1967 году — верный путь в покойники или в тюрьму. А вот выиграть в лотерею — это совсем другое дело. У него осталось более ста тысяч рублей. Нужно купить на них те же облигации 1966 года. Продают их чуть дороже номинала, так что это будет почти 4900 двадцатирублёвых. Если прибавить тысячу уже имеющихся и пятьсот половинных, то каждые полтора месяца будут разыгрываться 6400 серий. Понятно, что из пятидесяти номеров серии выигрывает только один, а остальные получают только два номинала — но даже и такой шанс почти в каждом тираже иметь выигрышные облигации довольно велик. Отличный способ легализации денег. Вот только купить некрасивых бумажек на сто тысяч рублей будет непросто, но если подключить тёзку-танкиста со старшиной и покупать не только в Краснотурьинске, но и в Карпинске, Волчанске, Серове, Североуральске — то при покупке, скажем на полторы тысячи рублей, потребуется на троих всего 22 захода, а если привлечь к этому будущего директора колхоза — то чуть больше пятнадцати. Вполне решаемая задача. Можно просто обойти все сберкассы Свердловска, уже хватит.
Пётр ещё перебрал золотые украшения из двух шкатулок — в сумме больше пяти кило. Если считать по тридцать рублей за грамм, то получается ещё сто пятьдесят тысяч. Откуда, блин, у этого смотрящего за небольшим городком Краснотурьинском такие деньги? Когда же он раскрутил струбцины на сейфе с золотым песком, то оказалось, что опять этот вопрос задавать надо. Больше двух килограмм золота и, скорее всего, ещё и килограмма три платины. Больше всего это напоминало корольки металла, остающиеся в шлаке после плавки. Будем считать платиной. Зачем хранить железо? Да и вес наводил на правильные выводы. Один самородочек так вообще тянул на полкило, а сам — финтифлюшка финтифлюшкой.
На закуску остались ордена. Вес шкатулки тоже был приличный, килограмма три. Пусть там вперемежку золото с серебром, но ведь у некоторых и коллекционная стоимость есть, а у царских — и немалая совсем. Ладно, тут нужен специалист. Деньги есть, так что спешить совершенно некуда. Пусть полежат и подорожают. Пистолеты и обрез Пётр вытаскивать из мешка не стал. Тут нужно вдумчиво разобрать, смазать, почистить, протереть. Одним словом, нужно укромное место и время. И ещё понять, а нужны ли они вообще — может, лучше утопить.
Событие тридцать третье
Директор Турьинского рудоуправления Анатолий Евгеньевич Панёв появился на пороге кабинета, когда Пётр уже начал собираться домой. Время после обеда он провёл с пользой. Во-первых, раздобыл-таки подшивку газеты «Известия» за 1966 год и за январь 1967-го. Проверять пришлось почти до самого вечера — всё-таки полторы тысячи билетов в четырёх таблицах. Сказать, что потратил время зря — значит, лишь чуть сгустить краски. Три билета оказались выигрышными. Два десятирублёвых — в серии, где выигрыш составил сорок рублей, но раз облигации не по двадцать рублей, а по десять, то сорок — как раз на две штуки. А вот по двадцатирублёвой выигрыш почти составил тысячу рублей. Почти. Серия совпала, а вот номер нет. Рядом, всего две единички подкачали. Нужно было 23, а оказалось 25. Итого — ещё сорок рублей. Всего восемьдесят за полдня тяжкого труда. Ну и ладно. Зато точно убедился, что выигрыши бывают.
«Нужно будет по дороге домой сделать небольшой крюк и зайти в сберкассу, купить облигаций на полторы тысячи», — решил Штелле.
Кроме того, после проверки облигаций Пётр успел настроить комсомол на борьбу с курением. Вызвал весь горком во главе с Каётой, поручил им разбиться на тройки, каждый день ходить в школы, на перемене ловить курильщиков и доставлять их в кабинет директора, а там «пытать» и добиваться признания, где они взяли сигареты. Ну а дальше пусть директор меры принимает — родителей в школу вызывает, или, что гораздо лучше, оставляет после уроков полы в коридорах мыть, а то и в тех же туалетах. А ещё лучше, чтобы эти полы они мыли вместе с родителями — по крайней мере, под их присмотром. Не хотите заниматься своими детьми? Тогда мы займёмся вами.
И вот только комсомольцы, страшно недовольные тем, что нужно не бумажки писать, а с людьми работать, ушли,