всё это, он ловко налил в железную кружку из стоящего у огня носатого чайника дымящийся чай, исходящий ароматным духом степной травы.

– Вам не предлагаю, ибо руки развязывать не решусь, потерпите. – он сделал осторожный глоток и уютно забаюкал кружку в ладонях, – Вот уладим-с все недоразумения, и тогда почаёвничаем, уже как сотоварищи.

Тепло огня неожиданно почти полностью выдернуло тело из холодных судорог и спазмов, которые трясли Туманова весь короткий путь по подземелью, и он расслабленно ощутил волну жара, наполнившую сначала голову, грудь и наливающиеся прежней силой конечности. Приведшие его надзиратели с деловитым видом исчезли в тёмном туннеле, которых, как оказалось, выходило в пещеру несколько.

– Вот что, дражайший штабс-капитан, – Макаров встал навстречу Туманову, – я уже и без того потерял много времени на бессмысленные беседы с вами, поэтому сейчас перейдём к кульминации нашего общения. Там, – он кивнул вслед ушедшим, – почти всё готово для завершающего разговора. Вы же знаете, что такое полевой допрос пленного?

– Дайте закурить, полковник. – Туманов уже разогнал организм для работы в экстремальных условиях, – Зачем нам такие сложности, когда можно всё решить без членовредительства?

– Слова мудрые, но несколько запоздалые…

Макаров тем не менее автоматически вытащил из кармана портсигар, из него пару тонких папирос, и сунув одну Туманову чиркнул спичкой, поднося огонёк в ладонях и хороня от небольшого сквозняка, тянувшего дымок от костра куда-то вглубь пещеры. Туманов, как-бы тоже прикрывая огонь спиной от сквозняка, встал поближе и без замаха, коротко ударил наклонившегося к нему Макарова лбом в переносицу. Потерявшего ориентацию полковника сбил плечом, и падая сам, резко вбил колено в грудь упавшего полковника, довернув его всей массой. Не удержался, по инерции перевалившись через бесчувственное уже тело, извернулся готовый добивать лёжа, но не потребовалось. Полковник лежал без движения. Перекатился ближе к Макарову, и ловко вытащил связанными сзади руками нож у него из голенища. Дальше было проще – взрезал острым лезвием веревку, стягивающую кисти рук, освободил ноги и обыскав противника забрал у того наган, не забыв и про спички. Быстро, в два движения связал руки Макарову за спиной и вылил содержимое чайника в костёр, который с шипением угас. Набросил на рдеющие угли валявшийся рядом овчиный тулуп. В наступившей черной мгле резко завоняло палёной шерстью, но Туманову запах был не важен, сейчас ему нужна была темнота.

(Бой в темноте он всегда считал если не любимым, то крайне увлекательным занятием, развивающим слух, интуицию и то самое темное чувство, которое так было необходимо в жизни воина, и которое дед старался выпестовать в нём самыми разными способами. Одним из них была рукопашная схватка с завязанными глазами, а впоследствии уже с клинковым оружием. От тех занятий и упражнений осталась пара шрамов на теле, и умение если не видеть, то чётко представлять окружающую обстановку в абсолютной темноте).

Заняв позицию у стены, в одном из ходов которой исчезли сподвижники полковника, он массируя глаза терпеливо ждал, когда зрение полностью избавится от световых бликов костра и адаптируется к отсутствию света. Туманов ощущал ещё одну опасность, в буквальном смысле нависшую над ним – свод пещеры был из мягкого глинистого известняка, породы крайне слабой и неустойчивой к каким-либо воздействиям. Будь то громкий звук, удар – всё это могло спровоцировать обрушение свода или его части, поэтому он подальше убрал наган и грел в руке свой нож, так удачно обнаружившийся у полковника. К личному оружию побывавшему в чужих руках он не испытывал предубеждений, хотя и старался избегать подобных ситуаций. Сейчас клинок вбирал часть его тепла, заново становясь с ним единым целым, продолжением его рук. Мелькнувший в темноте отсвет и приближающиеся шаги застали его в полной готовности к бою. Показавшуюся из стены пещеры вытянутую руку со свечой он плавно потянул на себя, и тут же вогнал клинок в грудь шедшего первым Шилова. В наступившей темноте толкнул его назад, навстречу шедшему следом Крупину, и очень вовремя качнул маятник: последний среагировал быстро, выстрелив в мелькнувшего Туманова от бедра, не тратя времени на выцеливание. Выстрел получился глухим, практически в упор, и в мёртвого уже Шилова. Через оседающее тело последнего, Туманов выпадом достал клинком горло противника, перехватил вооруженную наганом руку, и вогнал клинок тому в сердце. Аккуратно сработать не вышло, кровь из перехваченного горла короткими толчками брызнула в лицо Туманову. Зная, что не напортачил, всё же убедился в результате своей работы: оба тела были без признаков жизни. В наступившей тишине были слышны только шуршание осыпавшихся мелких камней, да размеренное падение капель со свода в озерцо. Возвращая сознание из боевого транса, Туманов нашарил выбитый огарок свечи, зажёг его и соорудив из фуражки одного из убитых импровизированный светоотражатель, двинулся дальше по пещерному ходу, решив выяснить окружающую обстановку.

Ход вывел его в небольшую полость или залу, из которой назад, в сторону большой пещеры, где было озерцо, вели ещё два прохода. Дальше был только один лаз, высотой чуть более метра и весь в сырой, белесой грязи. Оставив его исследование на потом, Туманов внимательно осмотрел место, в котором оказался. В середине залы торчал гладко обструганный деревянный кол, с полметра высотой и крепко вбитый в землю. Навершие кола было острым и чем-то смазано. Рядом, по обе стороны от него стояли крепко связанные веревкой козлы, наподобие тех, какие используют для распиловки бревен в деревнях, только более высокие, и на них лежала крепкая двухметровая жердь. Что-ж, картина навевала весьма недвусмысленные фантазии, на предмет своего предназначения. Судя по всему, распивать чаи с ним с самого начала никто и не собирался. Вздохнув, полез в грязный лаз, в конце которого просматривался едва освещённый участок.

Передвигаться пришлось местами на коленях, вовсе измазавшись в глине и известняке, по причине весьма ему не понравившейся – под грязью обнаружился слой льда, из-за которого идущий под уклон лаз становился весьма и весьма труднопроходимым. Светлый участок, где скорее всего был выход или вход в пещеру, находился несколько выше, метрах в пятнадцати и карабкаться к нему приходилось упираясь руками и ногами в стены лаза, при малейшей оплошности скатываясь вниз, как по рождественской горке, и в темноте – освещать себе дорогу при этом было невозможным. С середины лаза вернулся обратно в залу, выломал из пыточной конструкции прочную палку и уже с её помощью, используя как распорку в стены, смог преодолеть скользкий участок. Выбрался в широкий и просторный колодец, который действительно оказался входом в пещеру: наверху, метрах в пяти над головой виднелась та самая