Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каждое его слово было для Максима что иголка под ноготь.
Мать хотела уйти от отца, подготовила отъезд, собиралась забрать детей. А он просто ее убил. По всему видно, даже виноватым себя не считал, как так и надо.
Забрал у Максима самого дорогого человека и стоит тут, дышит одним с ним воздухом.
– Ты ничтожество, – прохрипел Максим с налитыми кровью глазами. – Ты не достоин топтать эту землю!
– Вот не надо мне тут про то, кто чего достоин. Ты, между прочим, мне и открыл глаза на все…
– Это как же? – взревел Максим.
– В ту ночь это именно ты рассказал мне, что Мария обещала тебя куда-то отвезти, мол, едете в путешествие. Сдал мне мать и теперь сам же делаешь из меня изверга. Промолчи ты тогда, может мы с Марией и помирились бы, и не случилось того, что случилось…
Отец этими словами будто врезал Максиму битой в грудь.
Ни вздохнуть, ни выдохнуть, а внутри все горит от невыносимой боли.
Ведь правда, все так и было. Мать сказала про тайное путешествие, а он выложил все отцу. Получается – предал.
В этот момент он услышал рык Виталика:
– Ты что такое говоришь, подонок? Ему было четыре года! Четыре, мать твою за ногу… И ты его винишь?
– Ты меня еще уму-разуму поучи! – тут же взвился отец.
А лицо-то какое: перекошено от праведного гнева. Это у него-то!
В этот момент в мозгу у Максима что-то вспыхнуло, а потом мир каким-то образом изменился. Из него исчезли краски, звуки.
Все, чего хотел, – затолкать слова отца ему же в глотку, а еще лучше – заставить подавиться собственными зубами.
Он быстро огляделся, увидел возле камина кочергу. Схватил ее, почувствовал холод металла, сжал покрепче и ринулся на отца. В голове пульсировала только одна мысль – вмазать ему по роже. И не останавливаться, пока от этой рожи вообще ничего не останется.
Он уже почти добрался до родителя, как вдруг брат обхватил его своими ручищами сзади. Сжал так крепко, что Максиму было не двинуться с места.
– Отпусти! – заорал он во всю мощь своих легких.
Изо всех сил попытался вырваться, добраться до отца.
Но Виталик лишь крепче сжал его, продолжал держать и все твердил на ухо:
– Не стоит он того, не стоит… Я все записал, его посадят, Макс!
– Кто меня посадит? – хмыкнул отец. – Никто не посадит мэра города. Я позвоню кому надо, и…
И в этот момент в дом ворвались полицейские.
Глава 40. Виноватый
Максим сидел в приемной, бездумно рассматривал белые стены, ерзал на синей банкетке.
Не по себе ему было здесь.
А впрочем, ему в последнее время в принципе было не по себе, и место, где находился, не имело никакого значения.
После того злосчастного утра, как они с Виталиком навестили отца, случилось много всего. Дом обыскали, нашли то самое фото, что Ребров-старший прятал в сейфе. Сделали ДНК-экспертизу, подтвердили, что найденный труп – это Мария Олеговна Реброва, хотя никто в этом уже не сомневался.
Отца закрыли в СИЗО.
Максим сделал все, чтобы это дело держали под особым контролем.
Отцу предъявили обвинение в убийстве с отягчающими обстоятельствами. Следствие шло полным ходом, скоро должен был состояться суд. А после этого он отправится в тюрьму, где сладко ему не будет уж точно. Максим постарается и тут.
Отец выйдет лишь через много лет, уже стариком. Если выйдет…
Но Максиму ничуть не полегчало от того, что убийца теперь сидит за решеткой.
Разве это вернуло маму? Разве это хоть что-то исправило?
Он ведь не зря в свое время пошел работать в полицию. Хотел защищать, оберегать. Это была его цель, можно сказать – призвание. Но самых близких и родных женщин он уберечь не смог. Что Полину, что маму…
Максим не находил себе места после слов отца о том, что именно его признание про то треклятое путешествие послужило триггером. Ребров-старший потом признался на допросе, что именно из-за слов сына той ночью стал обшаривать сумку жены, нашел там билеты. Тогда она призналась ему во всем, обвинила в том, что он хреновый муж. Завязалась драка…
Хотя какая могла быть драка между маленькой женщиной, которая едва весила пятьдесят килограммов, и здоровым крепким мужчиной? Это было убийство!
Смолчи Максим той ночью, мать была бы жива.
Почему он не смолчал? Почему выдал? Как мог?
За это ему хотелось отрезать себе язык.
Неважно, сколько ему тогда было лет. Он никогда себя не простит.
Максим чувствовал себя Павликом Морозовым. Тем самым, который предал собственных родителей. Не знал, как там обстояло дело, какие у пацана могли быть резоны, чтобы сотворить такое. Но никому не желал оказаться на его месте.
Вина прибила его к плинтусу до такой степени, что ни о чем другом и думать не мог.
Спать прекратил и вовсе. Даже забыться на каких-то два-три часа – и то уже казалось раем. Так и находился между небом и землей. В каком-то сумеречном пространстве, где все казалось нереальным, зыбким. Лишь вина была настоящей. Она убивала его каждый день.
А вчера ночью Максим вдруг вспомнил вопрос психолога Прохорова: «Какие у вас были отношения с матерью?»
Психолог каким-то образом в момент его прочитал. Мгновенно почуял, где у Максима болевая точка.
Ребров тогда дико разозлился на, по сути, ни в чем не повинного человека.
Теперь же наоборот – испытал сильнейшее желание выплеснуть из себя все без остатка. Поговорить о самом больном с тем, кто хотя бы в теории сможет его понять.
И вот он здесь, в приемной именитого психолога Владлена Осиповича Прохорова.
Снова!
– Проходите, пожалуйста, доктор вас ждет, – улыбнулась ему служащая.
Максим прошел в кабинет.
Кивнул седовласому доктору.
Владлен Осипович поспешил ему навстречу, расцвел улыбкой. Встретил Максима будто дорогого друга.
– Здравствуйте, Максим. Честно говоря, я очень удивился тому, что вы назначили встречу, особенно учитывая то, как закончилась предыдущая. Проходите, присаживайтесь, – он указал на кресло возле окна.
Максим сел, дождался, пока Прохоров устроится напротив.
Он начал сдержанно:
– Я понимаю, что в прошлый раз ушел не по-людски, прошу прощения.
– О нет, что вы, – покачал головой Владлен Осипович. – Это я должен просить прощения, мне не стоило так резко задавать вопрос. Я потом прослушивал запись нашего с вами сеанса, понял, что поспешил. Вы еще не были готовы довериться. Хочу заметить, что никакой спешки нет.
Максим хмыкнул и выпалил:
– Я готов говорить о матери сейчас…
– Внимательно слушаю, – кивнул Владлен Осипович.
Причем сделал это с таким видом, будто ему вправду важно то, что скажет Максим. Это подкупало, и очень.
Он начал с сухого перечисления фактов о том, что случилось.
Мать исчезла, всю свою сознательную жизнь он думал, что бросила. А теперь нашел ее останки и узнал, что сам стал причиной ее гибели. Признался в том, что предал мать, и рассказал, как это вышло.
Постепенно Максим начал захлебываться словами:
– Я, считай, собственными руками ее убил, вы понимаете? Вот этими вот руками! – он потряс ими перед доктором для наглядности. – Как мне с этим жить, я не знаю…
Владлен Осипович кивнул, чуть подался в кресле вперед и сказал:
– Мне очень жаль, Максим. Я искренне вам соболезную. Терять близких, особенно в детстве, – это очень больно. Это накладывает отпечаток на всю дальнейшую жизнь.
