Я вздохнула, терпению Тагаева можно было по­завидовать, новедь и оно когда-нибудь кончится.

– Рассмотрела? – спросил он без намека на ус­мешку,откидываясь в кресле.

– Так и вы зря время не теряли, – съязвила я, онменя очень злил. – Что вас так увлекло в районе моего тазобедренногосустава?

Его лицевые мышцы пришли в движение, одна­ко он тут жесцепил зубы и еще немного помолчал, после чего изрек:

– Нарываешься. Либо говори, либо проваливай.

– Не возражаете, если я начну с вопроса? Поче­му высогласились со мной встретиться?

– Девочка на “Феррари”, в костюмчике за пол­штукибаксов, которую трахают наши шишки…

– Ваша осведомленность в женских тряпках вы­зываетуважение.

“Сейчас меня выбросят за дверь”, – успела по­думать я,но он спутал все карты, хмыкнул и сказал:

– Не нравлюсь я тебе?

– Конечно, нет. А чего в вас хорошего?

– Терпение.

– Тут я спорить не буду, – поспешила согла­ситьсяя.

– Говорят, ты умная. Ни в жизнь не подумаешь.

– Говорят, вы тоже. А теперь, когда мы обменя­лиськомплиментами, я хотела бы объяснить цель своего визита.

– Вона как… Звучит впечатляюще, валяй.

– Мы не нравимся друг другу, и тут ничего неподелаешь, – заявила я с улыбкой и встала, подхва­тив сумку. Я успеладойти до двери, злясь на себя, однако считала риск оправданным. Конечно, будетобидно, если я перемудрила.

– Эй, – позвал он, – забыл, как тебя зовут…

– Это не существенно. Эй, и что дальше?

– Сядь, – ткнул он пальцем в кресло, очень ужпо-хозяйски, но я не стала принимать это близко к сердцу. Подошла и села.

– Вы согласились со мной встретиться, и терпе­ние вашевоистину безгранично, раз вы до сих пор меня не вышвырнули. Из этого я делаювывод, что вы заинтересованы в разговоре.

– Еще бы. А о причине не догадываешься?

– Может, вы намекнете?

– Может. Мне нравится твой костюм. А еще хо­телось бывзглянуть, как ты выглядишь без него.

– Иными словами, вы убеждены, что, если мы еще немногоподействуем друг другу на нервы, я не­пременно разденусь?

Он почесал ухо и улыбнулся. Вполне по-челове­чески.

– Все, что мне говорили, чистая правда: у тебяпаскудный характер и очень длинный язык. Стран­но, что его до сих пор никто неукоротил.

– Я была против.

– Не сомневаюсь. А я бы смог найти ему другоеприменение. Прямо сейчас.

– Я не особенно сильна в таких упражнениях. А у АнныГориной это хорошо получалось?

Такой прыти он от меня не ожидал и потому рас­терялся, лишьна мгновение, но и этого было доста­точно; Анну он знал. Впрочем, я несомневалась в этом, раз его номер обнаружили в телефонной книж­ке еемобильного.

– Эта та, которую зарезали? – спокойно, спро­силон, придвинул авторучку и принялся вертеть ее на столе.

– Да. Вы ведь были хорошо знакомы?

– Я с этой Анной? Не помню такой.

Ответ удивления не вызвал.

– Вот как… Но то, что ее зарезали…

– Я проявляю интерес к тому, что происходит в этомгороде. Знаю, что зарезали девку на сафроновской яхте, и что там была ты.Поэтому и суешь свой нос куда не просят. Хотя есть еще вариант: это убий­ствочем-то интересно отцам города и тебя пустили по следу. В любом случае не тамищешь. Я знать не знал девчонку.

– У меня в этом большие сомнения.

– Ну, так и живи с ними, кто ж мешает? – Онотбросил авторучку ловким щелчком и воззрился на меня. – Здесь полно баб,возможно, мы как-то вмес­те выпивали. Возможно. Но я этого не помню.

– Возможно, она даже звонила вам пару раз?

– Почему нет? Я уже сказал: здесь полно баб, если явсех буду помнить, ни на что другое мозгов уже не хватит.

“Особенно если их и так не много”, – мыслен­но съязвилая.

– А Вера Нежданова тоже относилась к тем, что здесьвертятся?

– Это кто такая?

– Подруга Анны.

– Ну, если подруга, может, и вертится.

– Она тоже погибла.

– Да?

– А с Райзманом вы были знакомы?

– Был. Голову ломаю, кому этот парень мог ме­шать. Мнеон нравился.

– Кто вас познакомил, тоже не помните?

– Какое это имеет значение?

– Просто интересуюсь.

– У меня последнее время появились лишние деньги, а унего антикварный магазин. Покупал кое-какие вещицы…

– Перед его смертью тоже собирались что-то купить?

– Не собирался. Но он предлагал мне картину. Говорил,известный художник. Просил тридцать штук.

– Вы ездили к нему взглянуть на картину?

– Хоть у меня и есть свободные деньги, но я не такойдурак, чтобы за мазню бабки отстегивать. На кой мне черт картина?

– Что же вы в таком случае у него приобрели?

– Так… золотишко. Вот этот перстень, к приме­ру, –кивнул он на свой мизинец. – Девятнадцатый век, забыл, кто сделал этухреновину.

– А с господином Никифоровым вы знакомы?

– Это который Никифоров?

– Никифоров Павел Сергеевич.

– Слышал. Его что, тоже убили?

Я усмехнулась и покачала головой.

– Вы же сказали, что интересуетесь тем, что происходитв нашем городе? – Я поднялась, подо­шла к столу и доложила на него своювизитную кар­точку. – Если у вас переменится настроение, и вы решите сомной поговорить…

– О чем, детка? – хмыкнул он и подвинул кар­точкумне, но не щелчком, а приложившись к ней сразу тремя пальцами. – Если мнезахочется тебя увидеть, я и без визитки тебя найду.

– Что ж… – не стала я спорить и, стараясь со­блюдатьосторожность, положила карточку в сумку. – Не могу сказать, что былоприятно познакомиться, однако спасибо, что уделили мне время.