Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меня затошнило от его слов. Чувствовала себя униженной, глупой, жалкой… Но точно не любимой.
— Ты прав, — я с грустью посмотрела на Искандера, — я — маленькая девочка, которая напридумывала себе сказочный мир. И то, что ты меня любишь, я тоже напридумала.
— Хватит цепляться к словам, Лиза. Ты хочешь, чтобы я сказал то, в чем не уверен? — требовательно вопросил Искандер, и я почувствовала, как кровь отхлынула от моего лица.
Не уверен.
Это уже звучало иначе, чем «не знаю».
— Я не поеду с тобой, — чувствуя, как по щекам побежали слезы, выдохнула я.
Сказала — и обреченность обняла мою душу. Сил на то, чтобы справиться с ней, у меня не было.
— Я правильно тебя понял, Лиза? Ты отказываешься ехать со мной в Москву? — Искандер перестал моргать. — Я ведь уезжаю туда, вероятно, с концами. Не на неделю, Лиза.
Сердце сдавило в груди, и дышать снова стало сложно.
— Я не принуждаю тебя, чтобы ты была со мной, но я думал, что ты согласишься, — добавил Искандер.
Я опустила глаза. Не могла больше выдерживать пронзительного взгляда.
— Я теперь не могу быть с тобой, — прошептала я.
Секунда молчания, пронзительной пыткой вскрывавшей мне вены…
А потом — его ответ.
— Понял, — раздался звон ключей, брошенных на тумбу.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ
Я проковыляла до кухни. Прижалась лбом к холодному окну, и увидела лишь, как машина, в которой сидел Искандер, зло дернулась, и покатилась по дороге…
Сердце застонало от боли, и слезы — очередным горячим потоком — хлынули из моих глаз.
Машина уже давно уехала, а я, захлебываясь от горечи и слез, продолжала стоять возле окна…
Сколько так я пробыла — не знаю. Ноги мои заныли, голова закружилась, и я, нехотя, отлипла от окна и побрела в комнату.
Все тут теперь казалось мне чужим. Стены, словно укоряя, сдавливали со всех сторон. Обессиленная, я рухнула лицом в диван. Скомкала под своими пальцами подушку, уткнулась в неё, и закричала…
Весь мой хрупкий мир рухнул, как карточный домик. Я ненавидела в тот миг и тетю Веру, и Искандера, но больше всего на свете — себя.
Я чувствовала себя обманутой и позволившей себя обмануть, наивной, эгоистичной, глупой…
Но больше всего — нелюбимой.
Не достойной любви.
…Следующим утром я едва не проспала.
Впрочем, неудивительно, учитывая, что этой ночью я почти не смыкала глаз, и заснула только под утро.
До последнего, я ждала, что Искандер придет ко мне. Как одержимая, прислушивалась к шуму, и как тогда, мне слышались его шаги…
И сердце, замирая от ожидания любимого, ныло и умоляло, чтобы это случилось.
Но Искандер не пришел. А это значило одно. Он сделал свой выбор.
Могла ли я укорять его за это? Ведь Искандер не любил меня, и неслучившаяся встреча еще больше укрепила это понимание в моем сердце.
Насильно мил не будешь.
Простая истина, которую мне нужно было принять.
Ощущая гул в голове, я сделала себе нехитрый завтрак.
Чай и кусок хлеба. Печеньки и прочая, богатая начинка холодильника (привезенные продукты тогда, братьями Искандера) не лезли в горло.
Не могла их засунуть в себя!
Кое-как привела себя в порядок. Хотя, глядя на себя в зеркало, я понимала, что до слова «порядок» мне далеко. Распухшее лицо, синие тени под глазами, и больной взгляд…
Я выглядела ужасно, а чувствовала себя еще хуже.
Но даже несмотря на это, понимала — надо идти на занятия. Не потому что я так сильно любила их, нет. Чувствовала — стоит засесть тут, в одиночестве, и боль разорвет мне сердце.
Я и так задыхалась этой ночью от неё…
Не позволяя себе замедлиться и снова погрузиться в страдания, я быстро переоделась и поспешила на занятия.
Холод и серость — отзеркаливая мой внутренний мир, повисли в воздухе. Когда же пойдет снег? Хотелось бы его чистоты, и чтобы на душе так же было — чисто и светло.
До института я добралась без приключений. Быстро забежала, сдала куртку в гардеробную, и — бегом наверх.
— О, Лиза, доброе утро, а я уж думала, что ты опять прихворала, — с улыбкой приветствовала меня Зоя Павловна.
Она так тепло посмотрела, что мне захотелось броситься ей на грудь, чтобы получить утешение. Но, разумеется, я так делать не стала.
— Здравствуйте, Зоя Павловна. Немного задержалась, простите, — произнесла я и села за свободную парту.
Зоя Павловна кивнула, и, как ни в чем не бывало, начала урок.
Вот только когда все занятия закончились, она, окинув меня настороженным взглядом, попросила остаться.
Как и в прошлый раз, Зоя Павловна закрыла дверь. Села напротив. Вздохнула — так, что большая грудь, как на волнах, качнулась, и спросила:
— Лиза, дорогая, на тебе лица нет. Что случилось?
— Ничего, — я попыталась улыбнуться, но мои губы лишь дрогнули, — ничего такого.
— Рассказывай! — Зоя Павловна накрыла пухлой рукой мою ладонь. — А руки-то какие ледянющие! Что случилось? Говори, не мучай ни себя, ни меня! Ты знаешь, что дальше этого класса разговор не уйдет.
Я вздохнула. Зоя Павловна смерила меня задумчивым взглядом.
— Кто-то умер?
— Я, наверное, чуток умерла, — силясь не разреветься, прошептала я.
— Лиза, ты что, кто тебя обидел?
Зоя Павловна встала из-за стола и обняла меня за голову. Это стало последней каплей.
— Я, я одна во всем виновата… — разрыдалась я, и все, что бурлило внутри меня, хлынуло наружу.
Зоя Павловна с поразительной мудростью слушала меня. Лишних вопросов не задавала, но лицо её, как зеркало, отражало все те эмоции, что творились у неё в душе.
Я видела, что она понимала меня, и это было то, в чем я так нуждалась.
Не было у меня ни мамы, ни старшей сестры, ни мудрой бабушки, которой я могла бы поведать о боли.
Когда я закончила свой рассказ, то чувствовала себя так, словно вытрясла всю душу. Усталость и какая-то опустошенность охватили меня. Не было сил даже пошевелиться.
— Чего-то ты совсем заледенела. Погоди-ка, — Зоя Павловна взяла свою сумку. Порылась в ней и достала открытую плитку шоколада.
— На вот, поешь, — зашуршав фольгой, Зоя Павловна разломила шоколадку.
Я несмело взяла дольку и положила себе в рот. Сладко. Вкусно. Жаль только, что горечи это не убавляло…
— Ты, Лиза, с горяча не решай все, — тихо начала Зоя Павловна.
— Да я уже решила, — я сдавленно улыбнулась, — сказала, что не поеду с ним.
Зоя Павловна тоже взяла дольку и запихнула её себе