понимая, как нехорошо у него на душе, говорила, чтобы он приезжал. Но он отвечал: „Нет, Натулечка, вот подрастет твой Сашка, и я приеду“».

Она уговаривала явиться сейчас же, понимая — ему нужен добрый глаз и чуткое ухо, но он отказывался: у всех своя жизнь, нечего туда вторгаться. К счастью, коротал время со своей близкой подругой, журналистом и переводчиком Клариссой Столяровой, она за ним трепетно ухаживала, возила ему и домой и в больницу его любимую еду… Но на обыкновенное человеческое существование Богатырев смотрел из своего «далека», словно с другой планеты.

Обыденная жизнь с ее уютными семейными радостями и вместе с тем столько раз описанной Чеховым смертной скукой (ах, зачем Богатырев так любил Антона Павловича и одну из своих самых известных ролей сыграл в фильме «Неоконченная пьеса для механического пианино» по его рассказам?) была, видимо, не для него. Боялся ли он «бытовухи» или смотрел на нее пренебрежительно, но, согласитесь, эта «жизнь дней» не для человека, рисующего черно-бурой лисе, свисающей с плеча дамы, выразительнейшие глаза, устремленные в тоску (а глаз дамы мы не видим), или являющего нам Андрея Миронова трагическим Пьеро, словно не было в том никогда веселости и игривости.

А губы у нарисованного Миронова — такого красавца, каким он бывал только в лучшие моменты жизни! — дрожат, будто сейчас он уйдет со сцены и расплачется. Художник, его нарисовавший, и сам плачет — от нестерпимой любви ко всему, которая вечно смешивается с болью. По едва намеченному в молодости пунктиру теперь ползла трещина.

Кто-то — сама жизнь? — словно добрая няня шептала: «Ступай, милый, ступай, голубок, здесь холод и серость, здесь люди не любят и мучают друг друга, здесь нет того рая, что цветет на твоих рисунках. А про жизнь все ты выдумал, нарисовал ее, а она только ниточки обрывает…» А я, ответил бы он, всегда знал эту правду, даже когда танцевали под мою веселую игру на рояле, — знал, и когда почти из всякой «серьезной» роли вытаскивал смешное, — знал, и когда рисовал друзей, тайно прижимая их к сердцу, — знал.

Но «кому повем печаль мою»?

Может, и подпись «БОГА» была его криком в вышину? Потому что больше возопить было не к кому.

Борьба окончена

В тот вечер, незадолго до первой выставки работ Богатырева в филиале Бахрушинского музея, которую он ждал с радостным волнением, в его квартире опять гуляли и выпивали. Среди гулянья раздался звонок от Ефремова: режиссер уговаривал прийти на репетицию спектакля «Варвары», главную роль в котором никому больше отдать было нельзя. Богатырев только что вышел из больницы, да еще простудился, но Ефремов (словно пытаясь удержать здесь, по эту сторону черты…) настаивал: «Хрипи, но приходи!» Так достигла кульминации борьба за его душу: что победит — жизнь или искусство? Горькая правда или блестящий вымысел?

Согласился, как всегда. А через несколько часов ему стало плохо, вызвали «скорую», но врачи ничем помочь не смогли. Друзьям, которые видели Богатырева в последние месяцы, он признавался, что страшно устал.

…А экватор, который мы мысленно развернули в волнистую линию жизни нашего героя, остался все же закольцован: уход большого, измученного, уже не властного над собой человека незаметно соединился с его младенческим началом.

Рома

«Переодетый милиционер»

«Мы вас так любим! — подлетела какая-то девушка к Роману Филиппову за автографом. — Только я забыла вашу фамилию…» Актер, приняв суровый вид, пробасил: «Вспомнишь — подойдешь».

Шутил, дурачился, понимая, что большинство зрителей и вправду не помнили, как его зовут, но обожали благодаря эпизодам в кино. Вот в «Бриллиантовой руке» мужик-глыба, кудлатый, смотрит на Семен Семеныча осоловело-сосредоточенно: «Ты зачем, дурик, усы сбрил?» И дальше, из той же сцены: «Будете у нас на Колыме…» Или «Джентльмены удачи» и роль Николы Питерского: «Деточка, а вам не кажется, что ваше место возле параши?»

Фактура не просто так дается, и классическая культура об этом знала, не разделяя форму и содержание. Могучее, объемное тело в живописи, театре, литературе часто становилось вместилищем сильного духа и сопутствующей ему доброты. Примеры — Гаргантюа и Пантагрюэль, Портос, Пьер Безухов. Великаны порой отчебучивают разные нелепости, но исключительно потому, что не всегда могут пристально разглядеть детали — с высоты птичьего полета их не видно, а обильная фигура способна по нечаянности кого-то задеть, уж простите.

Но чаще великаны, вынужденные следить за своими движениями, деликатны и тонки. Они видят то, что недоступно прочим. Благодаря Гаргантюа, описанному в романе Рабле, создается Телемская обитель, населенная прекрасными людьми, и девиз этого аббатства — «каждый вправе сочетаться законным браком, быть богатым и пользоваться полной свободой» — один из лучших среди предложенных кем-либо любому обществу. Гаргантюа у Рабле или Портос у Дюма и сами умеют получать удовольствие от жизни, и помнят, что никто не может никому запретить быть счастливым. Эти герои смелы, поскольку доверяют жизни, добры и великодушны, а следовательно — умны, как умен увалень Пьер Безухов, огромное чувствилище, в котором много от самого Толстого. Именно Пьеру достается главный приз — Наташа Ростова, потому что женщины любят в мужчине все большое. В первую очередь — душу.

А поскольку основа мироздания — гармония, то большая душа часто помещается во внушительную оболочку. Но гармонию-то еще надо отыскать в самом себе, чем Филиппов, о котором у нас речь, по-видимому, и занимался всю жизнь.

«Только зарядка, Роман»

В поисках гармонии ему помогли сцена и съемочная площадка, то есть возможность прожить десятки жизней за свою одну. Актерский быт Роман «познал» с младенчества: его родители служили в провинциальных театрах, он и родился во время их гастролей. К несчастью, в родах умерла мама, и мальчик остался на руках у отца. Друг Филиппова-старшего, впоследствии игравший в Малом театре, Владимир Кенигсон, вспоминал: «Мы сидели вечером за столом — Сергей и я, а на столе в пеленках лежал Рома». Отец женился во второй раз, и та женщина заменила ребенку мать.

Валентина Светлова, актриса:

«Малый театр отправился на гастроли в Нижний Новгород, и Роман пригласил нас к своим родным. Показал вход в дом, весь в небольших вмятинах: в революцию к ним пришли „красные“ и стучали, чтобы открыли — стучали дулами револьверов. Мы посмотрели дом, и Роман устроил нам мини-спектакль. „Теть Мань, — обратился он к маленькой старушке, своей тетушке, — расскажи, как к вам ‘красные’ приходили“. И та