«Доброе утро, мэм». – Сипловато произнес он. Женщина засмеялась приятным глубоким смехом и покачала головой:

«Скоро уже закат, мистер Дэниелс. Утро уже наступит завтра».

«Как? Сколько времени, мэм?»

«Меня зовут Камелия, сэр». – Она поставила поднос на кровать рядом с Ромео. Он тут же схватил стакан, налил сока доверху и выпил его залпом. И почти физически ощутил как кисло-сладкий, прохладный, сок наполнял каждую клетку его пересохшего организма влагой и чистой энергией. Пока он пил, Камелия откинула шторы от окна, и комнату залил жаркий золотой свет дневного солнца.

– Я помогаю Доминику по хозяйству. Он мне почти как сын. Сейчас половина третьего, мистер Дэниелс. Доминик велел вам передать, чтобы вы отдыхали, а когда отдохнете, так он пришлет за вами. Вам не здоровилось, мистер Дэниелс…или, вроде того.

– Можно я попрошу вас называть меня по имени, мэм? Я чувствую себя неловко, когда вы говорите «мистер Дэниелс».

– Конечно, милый! – Переход с официального «мистер Дэниелс» на ласковое «милый» произошел мгновенно и очень легко. Ей тоже было не очень-то по себе звать этого мальчишку по фамилии, так еще и с приставкой «господин». Но на всякий случай, чтобы он не подумал, что она слишком фамильярна, Камелия назидательно добавила:

– Мой возраст, Ромео, позволяет звать молодых людей вашего возраста по имени. Между прочим, Доминика я иногда называю «сынок». Понимаете, – она выразительно прижала руки к груди, – для одинокой бездетной женщины нет ничего приятнее, чем звать хоть кого-нибудь сыном!

От ее слов Ромео вздрогнул. Он тут же вспомнил о матери. Мгновенно его воображение нарисовало ему маму, сидящую в гостиной в полной тишине. Ведь теперь она была в их большом доме совсем одна. Одинокая, никому не нужная…

«А, как же, никому! У нее ведь теперь есть Люциус… проклятье!»

Он мотнул головой, чтобы стряхнуть неприятные мысли, но они не улетучились вовсе, а осели, опустились, подобно тяжелому осадку, на самое дно его души. Ромео еще раз наполнил стакан соком доверху и жадно выпил.

– Покушай свой завтрак, Ромео. Не стесняйся звать меня, когда тебе что-нибудь понадобится. Можешь пользоваться в этом доме всем, что есть. И не стесняться. Таково распоряжение Доминика. А его слово в этом доме – непреложный закон! – Камелия с улыбкой подмигнула и оставила его одного.

Ромео потянулся к тумбочке, взял пульт дистанционного управления и включил телевизор, который минуту назад обнаружил на противоположной стене. Теперь можно было и поесть.

Когда с завтраком было покончено, Ромео вылез из постели, выглянул в окно. На бассейн. Вода манила его своей дикой, почти тропической лазурью и, в то же время, стерильной чистотой. Юноша не стал сопротивляться и с готовностью поддался соблазну. Он схватил полотенце в ванной и побежал вниз.

Ромео грелся на солнышке в шезлонге рядом с бассейном, когда из дома вышла Камелия. В руке она держала телефонную трубку, которую подала юноше. Из трубки несся неясный людской гомон, на фоне которого солировал глуховатый, тягучий голос Мэйза:

– Привет, пьяница. Ну, как ты, жив?

– Да, водные процедуры – самое лучшее из лекарств.

– Ты познакомился с Камелией? Она моя правая рука в доме. И левая, впрочем, тоже.

– Да, она очень милая.

– Можешь обращаться к ней в любую минуту. Она просто золото. Послушай, ты в силах сегодня приехать в издательство? Я сейчас здесь, в своем офисе. Могу прислать за тобой через сорок минут. Ты увидишь все своими глазами. Возьми с собой рукописи, чтобы твоя секретарша могла уже начать набирать текст. Спасибо она, конечно, тебе не скажет. Кто еще в нашем мире до сих пор пишет на бумаге? Ха. Литературный редактор начнет работать над правкой.

– Моя секретарша?!!! – Ромео был ошеломлен. Он внезапно прочувствовал, насколько все на самом деле серьезно. От волнения у него похолодел затылок. – Да, я буду готов через сорок минут.

– Вот и отлично. До встречи.

4.

Ромео бросился в дом. Сорок минут было более чем достаточно, чтобы одеться и собраться, но бесконечно мало для того, чтобы собраться с мыслями и подготовиться морально. К этому шагу. Первому шагу навстречу чему-то большому. Почему-то Ромео придавал этому особое значение. Он так погрузился в свои мысли, как он должен выглядеть, как должен ходить, вести себя, что говорить и как скрыть свое волнение, которое медленно накатывало на него из глубин его сознания, подобно цунами, что по пути в свою комнату он даже не обратил внимания на убранство дома. Хотя, ему было очень интересно, как должен был выглядеть дом такого человека как Мэйз.

На самом же деле, главная особенность особняка Доминика Мэйза заключалась в том, что он, считай, не выглядел никак. Нет-нет, это был красиво убранный огромный дом, с дорогой мебелью, но интерьер его не имел никакого определенного стиля, не был привязан к каким-то условностям. Дом был удобен, лаконичен и красив. Человек с любыми художественными пристрастиями мог бы чувствовать себя в нем комфортно именно потому, что интерьер дома ни противоречил, ни потакал ни одному из дизайнерских направлений. Это был просто хороший дом. Не перегруженый мелочами, не заваленый хламом, но и не холодно пустой. Главным принципом этого дома было: светло, чисто, уютно, не навязчиво.

Мэйз, главным образом, гордился безупречным подбором безумно дорогой звуковой аппаратуры, которая красовалась в каждой из комнат, а также парой дощатых подлинников Босха в стеклянных саркофагах, потрясавших воображение, в его кабинете. Вот и все.

Но пока, юноша об этом еще не знал. В эту минуту ему было не до интерьеров. Он страшно нервничал и впопыхах собирался на архиважную для него встречу.

Первым делом, он сложил отдельно свои рукописи. Их предстояло показать,… страшно подумать, секретарше и литературному редактору.

Затем он тщательно причесался.

Потом оделся. После этого, его прическа показалась ему легкомысленной, и он причесался заново.

Затем Ромео задал себе вопрос: а как он хотел, чтобы его восприняли люди с первого взгляда? Как стеснительного юношу, как задумчивого молодого мыслителя, как бесшабашного талантливого повесу, как невротика-графомана? Или как начинающего богемного плейбоя?

Ему нравился образ молодого мыслителя.

Так что, он опять переоделся. Объемный тонкий свитер и легкие льняные брюки вкупе с мягкими туфлями, должны были как раз создавать нужный романтический и расслабленный образ. Который, как назло, полностью шел вразрез с лихорадочно блестевшими глазами и руками, которые тряслись не то от волнения, не то с похмелья.

Он решил снова переодеться, когда с улицы послышался автомобильный гудок. Ромео нутром почувствовал, что это гудел уже знакомый ему Бентли. Он торопливо сгреб рукописи и, даже не посмев бросить взгляд в зеркало, стремглав выбежал из комнаты.

После короткого приветствия шофера, они двинулись в путь.