Французы не видели оснований для недовольства событиями 14 августа. Они сражались, как подобает солдатам, и успешно сражались. Хаотичное отступление приостановилось, пруссаков отбросили, и Базен показал себя на поле боя хладнокровным и бесстрашным офицером, и французы теперь воспринимали его как главнокомандующего. Его назначение, как оказалось, и положило начало тем изменениям к лучшему, которых так ждали все. Базена в тот вечер восторженно приветствовала свита императора, а Наполеон III обратился к маршалу со словами: «Вы переломили ситуацию». То, что сражение, пусть и тактически выигрышное, было бедствием в стратегическом аспекте и что задержка, которую оно фактически вызвало, развеяла все надежды на успешный отвод сил на Маас, кажется, никому и в голову не приходило. Начиная с командующих корпусами, ни один офицер французской армии не имел или предположительно не имел представления о намерениях главнокомандующего. Французская традиция, состоявшая в том, что, дескать, военные формирования суть инструмент в руках их главнокомандующего, по-прежнему была в ходу, и, поскольку французской армии не полагалось знать причины ее наступлений и контрнаступлений у границы, она представления не имела о целях битвы, а просто участвовала в ней. Армия понимала лишь то, что не опозорилась, что действовала достойно, а уж углубляться – нет, в этом нужды не было.

Именно в духе этой традиции и был воспитан Базен, именно это и объясняет его не всегда адекватные поступки. Взоры армии, страны и самого императора были теперь устремлены на него в ожидании следующего шага, но маршал все еще не верил, что именно ему сейчас предстояло принять решение, что именно он, а не император осуществлял командование на высшем уровне. И в тот же вечер договорились о продолжении марша на Верден, и Базен уснул с этой мыслью. Как маршал впоследствии заявит, он тогда безумно устал, он несколько дней не слезал с лошади, да и рана здорово досаждала ему. И до 10 часов утра 15 августа приказов на продолжение отступления не поступало, а потом именно они послужили наглядным свидетельством полной неспособности Базена на посту главнокомандующего вооруженными силами страны.

А приказы были таковы. Дивизия 2-го корпуса под командованием Лавокупе, принявшая на себя главный удар в сражении у Шпихерна, остается в гарнизоне крепости. На левом фланге 2-й и 6-й корпуса направлялись по дороге на Верден к Марс-ла-Туру и Резонвилю соответственно, на правом фланге 4-й и 3-й корпуса должны были переместиться в Донкур и Верневиль. Гвардии предстояла переброска в тыл, в Гравлот, а две кавалерийские дивизии должны были прикрывать фланги. Таким образом, вся французская армия, свыше 160 000 человек, включая артиллерию, понтонные мосты, лошадей и 4000 повозок и фургонов войскового подвоза, да еще и повозок, принадлежавших мирному населению, бежавшему из Меца, следовали одной гигантской и плохо охраняемой колонной по одному и тому же маршруту – дороге, извивавшейся по крутым откосам над Мозелем и высотам Розрийо к плато Гравлот. Только в Гравлоте дорога разветвлялась. Сам город Мец являлся достаточно серьезным препятствием для прохода армии, тем более что из памяти не стерлись события, последовавшие за битвой, когда измотанные французские войска очутились в лабиринте узких улочек, где застряли на многие часы в ночь после сражения. И пытаться протолкнуть эту массу по узким проходам города означало задержку, позволившую бы следовавшим ускоренным маршем немцам достичь Меца задолго до французов. Как заявил впоследствии Базен, это дело штабистов проложить маршрут перехода, собственно, так это и было. Вот только он ни словом не обмолвился об этом тем самым штабистам. Приказы поступили непосредственно командующим корпусами, и Жаррас, который и не встречался с Базеном, узнал о переброске только после того, как она уже началась. Лаконичный комментарий Канробера по поводу этих событий, возможно, наиболее точно и вместе с тем доброжелательно отражает их ход. «Не все могут командовать армией в 140 000 человек, – заявит он позже, – трудно с ней управляться, в особенности если это дело для тебя непривычное».

Головной 2-й корпус мог без труда добраться до Марс-ла-Тура уже к 15 августа, но вследствие противоречивых приказов он вынужден был остановиться в Резонвиле, задержав при этом и 6-й корпус, и гвардию, лагеря которой в Лонжвиле уже оказались под обстрелом немецкой конной артиллерии из-за Мозеля. Лебёф, принявший командование 3-м корпусом минувшей ночью, смог получить лишь его авангард в Верневиле, да и то миновав изрядный участок местности, в то время как Ладмиро решил, что загруженность дорог и усталость его войск свели на нет все надежды на переброску сил 4-го корпуса куда-либо. Можно ли ему, спросил Ладмиро у Базена, воспользоваться дорогой, проходящей на северо-запад через Вуаппи и Брие? Базен ответил, что нельзя. Несмотря на то что гражданские власти посылали сообщения о немецкой кавалерии на Мозеле между Мецем и Тьонвилем, Базен, повинуясь инстинкту, гнал войска ближе и ближе.

Но если угроза с севера была скорее гипотетической, то об угрозе с юга этого сказать было нельзя. Немецкая кавалерия прочно закрепилась на левом берегу Мозеля южнее французских войск, продвигаясь в направлении дороги Мец – Верден. Кавалерийская дивизия генерала Фортона имела задачу прикрывать этот фланг и на ощупь продвигалась к Марс-ла-Туру утром 15 августа, когда на нее обрушились снаряды немецких конных батарей, развернутых на холмах южнее, вокруг Пюксье. Фортон в нерешительности остановился около Марс-ла-Тура, а немецкие конные дивизии галопом примчались на гул канонады. К 11 часам командующий кавалерийскими войсками немцев фон Редерн, поняв, что располагает достаточными силами, стал продвигаться на север, стремясь перерезать главную дорогу на Верден, но его командир дивизии генерал фон Райнбабен, на чью медлительность при принятии решений и отсутствие смекалки уже не раз и не без оснований сетовали немцы, прибыл как раз вовремя и наложил запрет на столь дерзкую операцию. Таким образом, дивизии фон Редерна так и остались стоять, наблюдая за французской кавалерией, и Фортон, поняв, что его от пехотинцев отделяют несколько досадных километров, возвратился в Вьонвиль. Как обычно, французы не предприняли попытки пробить заслон кавалерии и заодно узнать их диспозицию, но не французы, а именно немцы упустили 15 августа великолепную возможность. Другой, куда более решительный командующий, генерал Константин фон Альвенслебен, воспользовался ею на следующий день и исправил ошибки фон Райнбабена.

Базен позже жаловался, что полное отсутствие сведений от гражданских властей о немецком наступлении слева от его войск полностью его дезориентировало и даже носило угрожающий характер, но то, что угроза действительно существовала, было ясно из донесений штабов 1-го и 6-го корпусов, полученных им в тот вечер. Однако ни один из них не побудил его к действию: изданные им вечером 15 августа приказы просто оповещали командующих корпусами быть готовыми к переброске на следующее утро и указывали на необходимость уведомить его относительно их позиций так, чтобы его приказы – «если у меня появится что-либо, чтобы передать вам» – как можно быстрее доходили до них. В ответ на этот приказ Ладмиро указал на невозможность перемещения его корпуса, напрямую заявив, что лучше будет дожидаться наступления немцев, не сходя с места, а не пытаться хаотически наступать, и Базен в 5.15 утра 16 августа нехотя с этим согласился. Марш отложили до полудня, и солдаты 2-го и 6-го корпусов, покончив с приготовлениями, стали ждать команды выступить, которой так и не дождались.