Волосы дыбом от этого.

Обернул?!

Волк недовольно кряхтел, отошёл от Айи.

Он горбился, и передние лапы свисали почти до земли. Когти на его пальцах оставляли след на снегу. Оборотень устало, направился к сумкам, где моя Полина оторвала одеяло от рюкзака и с головой в него закуталась. Она ещё и жевала что-то.

  Волк не представлял для нас угрозы. Это на подсознательном уровне. Я не видела, но чувствовала, что моя волчица ему хвостом виляет.

Если бы он что-то захотел с Полиной сделать, я бы не смогла защитить. Поэтому не стоило сильно бушевать. Пока он спокоен.

Оглядываясь на Бестию, я пошла следом за волком.

— Кто ты? — спросила я, перекрикивая ветер.

Он не ответил. Ребёнка не тронул. Полина, видимо, тоже поняла, что этот огромный несуразный монстр вовсе не враг, стояла рядом с ним ни капли не боялась.

Волк дугой изогнулся, подхватил с земли странную сумку из которой торчали... Палки какие-то.

Подмышку сунул эту сумку, а потом оказалось, что это обмотки. Палки были смотаны толстой тканью. Волк на своих облезлых лапах подошёл к сугробу. Разматывал ткань и...

Я глазам не поверила!

Это были клинки!!!

Длинные тонкие мечи с рукоятями, обвитыми проволокой. Без изысков, то есть украшений не было даже на эфесе. Зато клинки  имели серо-голубые разводы, кровостоки и обоюдно заточенные лезвия.

Предчувствие переполняло меня, я вся напряглась и задыхалась от восторга, от того, что знаю наверняка – сегодня мне бегать на четырёх лапах.

— Кто ты? — ещё раз спросила я.

— Аз Сечень, — глубоким утробным басом ответил волк.

Он присел на корточки и сложил клинки на чёрной ткани около себя.

— Разве Сечень ещё... Живы?

Он очень грозно глянул на меня, и я понуро втянула голову в плечи.

Вообще выводы делала из рассказов Уара.

Сечень – проклятый клан, где все разом съехали с катушек и нарушили волчьи законы, теперь проклятие на все кланы осело. Нет женщин. Нет детей. Вырождаются.

Оглянулась, чтобы посмотреть, как там Айя. Она продолжала лежать и беспомощно лапками шевелить.

Плевать на это проклятье! Главное, он поможет! Я уверена.

Посмотрела на суровую волчью морду и улыбнулась.

— Нам с Полиной надо перекинуться. Айя хочет быть волчицей, — я прижала к себе тёпленькую Полечку, которая подошла ближе и пыталась мне в руки сунуть украденный у старика сухарик.

Я не решилась взять еду.

— Это самцы ваши так решили. Вам же ничего этого не надо было, — зло заметил волк. — Один, Листопад в правое ухо пять лет воет, чтобы я сестру спас. Другой, вроде Кветень, три месяца покоя не даёт, в левое орёт, чтобы я перекинуть жену помог. Спа́су от вас нет.

Я не нашла, что ответить. Если вот так посмотреть... Если честно и правде в глаза! Дед прав полностью.

Разве когда я шла с Полиной за грибами, хотела я перекинуться и стать оборотницей?

Нет!

Айя хочет стать оборотницей? Я не знала, но вполне возможно, что Бестией не так уж и плохо быть, по крайней мере, без интеллекта и жизнь прекрасной кажется гораздо чаще, чем у думающих.

Полина? Ребёнок вообще течёт по реке жизни и пока не заморачивается.

— Так кто же ты? — шепотом поинтересовалась я.

Ветер так завывал, как волки, но старик услышал. Дёрнулось его рваное ухо. Волк отвернулся. Поднялся, скрипя телом, и пошёл к перелеску.

— Колдун древний. Дурни, вроде ваших кобелей, меня за бога принимают. Пусть, — он стал ломать сосенки. — Молятся, как всевышнему. Только вот беда, по их колдовству, слышу я. И спать супостаты не дают. Глупы они. Платить придётся.

Он наломал деревьев и понёс к клинкам.

— А дорого платить? — спросила я.

— Не кроваво, — успокоил меня древний Сечень, что вполне меня устроило.

Он сложил ветки в небольшой костёр. Оставил ещё на растопку. Приложил к ветвям лапы. Большие когтистые лапы! Под ладонями стало зарождаться тепло, неожиданно замелькали искры. Опускал волк ладони, и загорались от его колдовства холодные ветки деревьев. Так горели, словно маслом политы.

Ветер трепал пламя, как порванное красное знамя. Но потушить не мог.

Старик вокруг костра начал вбивать клинки, острием в снег и возможно до земли доставал.

Мы с Полиной молча следили за подготовкой к ритуалу. Колдун всё делал медленно: вымерял равное расстояние между клинками, что-то там высматривал, щуря один глаз. Не забывал в костёр веток добавлять. Смола трещала, запах приятный появлялся и сразу пропадал, ветер уносил дым мимо нас.

— Совсем мало осталось. Скоро сила Сеченя придёт, скоро быть мне в зените своего волхования, — говорил волк, продолжая свою работу.

  Сечень. Январь. Я забыла совсем. Что сегодня тридцать первое декабря.

   Вот и новый год.

  Поздравляю, Лада. Офигенно провожаешь старый год. Какой год, такие и проводы.

Видимо совсем близко время зенита славы этого старика. Он выпрямился, расправил спину. Она стала наливаться силой.

Костлявые руки, словно верёвками, оплетались тугими мышцами, которые хорошо было видно под короткой шерстью. Да и шерсть сама меняла цвет. Сечень становился белым. Закинул морду к ночному бушующему небу. Вылезла с головы по спине гребнем белоснежная грива, хвост увеличился в размере, стал меховым, на вид мягким.

Богатырь оборотного мира возвышался над нами.

Волк завыл. Гулко, протяжно.

С ветром понёсся снег.

Пурга началась, маленькими смерчами завихрилась вокруг костра. Словно невидимые снежные девы, танцевали потоки воздуха. Пламя разгоралось прямо к небу, выше самого колдуна становилось и отражалось в его сияющих бело-голубых глазах.

— Ты первая, — волк стянул с моей девочки одеяло.

Я что-то хотела сказать против, но раскрыла рот, а звука не выдавила.

Он окутал меня паутиной своего сильного колдовства, и я была не в состоянии остановить Полечку.

Девочка разделась. Снимала костюм, трусики и маечку. Волосы распустила. Смело так кинулась.

Не смогла бы такая маленькая круг перепрыгнуть, но волк, не прикасаясь к ребёнку, ладонью подогнал. Голыми ножками Поля пробежала по снегу и прыгнула над клинками, над костром...

И пока в полёте девочка была, загорелись двенадцать клинков синим пламенем, соединились вместе молниями. В них костёр танцевал, за ними пурга выплясывала.

  Полина приземлилась на землю серым смешным волчонком и почти сразу в снегу утонула. Я звучно выдохнула, ослабла, глядя, как мой пушистый ребёнок весело вылезает на дорогу и начинает резвиться.