Закрыв книгу, Николай Федорович посмотрел на своего молодого, горячего помощника.

— Чьи это слова?

— Не знаю…

— Ленин это сказал. Вадим, нужно учиться, изучить главную из всех наук — марксистско-ленинское учение. Ты теперь не рядовой ученик, а секретарь комитета комсомола. В знаниях политических тебе надо на целую голову быть выше сверстников.

Вадим ушел от директора с твердым намерением вторично разобрать заявление Антона.

29

Ночью Вадим почувствовал, что кто-то осторожно трясет его за плечо. Проснулся и глазам не поверил: стоит у кровати Максим Ильич, а рядом с ним полковник Камчатов! Не снял даже полушубок, стоит, нервно поглаживая мокрый барашек папахи:

— Здравствуй, Вадим.

Надо было бы ответить на приветствие, а Вадим сказал другое, чем жил последнее время.

— Ваши?

— Мои… Скажи, Моховая, дом номер… — взволнованно спрашивал Камчатов, вытаскивая блокнот, и вечное перо.

Ни разу Вадим не взглянул на номер дома, в котором жила Тамара, ходил так, по памяти.

Он даже не спрашивал Максима Ильича — отпустят ли его ночью из училища, вскочил, как по тревоге, бесшумно оделся. Максим Ильич остался заправить кровать. Спустя минуту полковник и его бывший связной уже шагали по аллее парка. Вадим невольно вспомнил: так вот ночью они иногда возвращались из боевого охранения в штаб полка и так же под ногами похрустывал снег и луна светила холодным светом…

На Моховую они добрались под утро. Дворники уже подметали улицу. У ворот знакомого дома Вадим остановился.

— Во двор направо, третий этаж, первая квартира налево, сказал Вадим.

Камчатов шагнул в подворотню, — он не пошел за ним.

По двору до лестницы нужно было пройти не больше полсотни метров. Камчатову это расстояние показалось самым трудным участком пути, пройденным от Восточной Пруссии до Моховой.

На третьем этаже он остановился: не тысяча километров, а только дверь теперь отделяла его от дорогих ему людей. За три года они не обменялись ни одним письмом. Как сложилась судьба! Он считал свою семью погибшей, а семья переживала его гибель. Еще в Пушкине Елене Павловне вернулись три письма: «Адресат неизвестен», а на одном конверте была страшная пометка: «Пропал без вести». Камчатов сердито отшвырнул коробок, в нем не нашлось ни одной спички. Впотьмах он шарил по обветшалой клеенчатой обивке, пытаясь нащупать звонок.

Дрожавший от волнения голос Камчатова затерялся в узком лестничном колодце.

— Вадим, где ты застрял?

Вадим не отозвался, он был уже далеко. Камчатов понял причину бегства своего связного. Отчаявшись в темноте найти звонок, он резко постучал. Дверь открылась, на пороге стояла девушка в шубке, наброшенной поверх халата.

— Вам кого? — Девушка удивленно смотрела на этого высокого офицера, который стучался в их квартиру в такую рань.

В памяти Камчатова бережно хранился образ маленькой школьницы, а теперь в двух шагах от него стояла девушка, очень похожая на мать. Такие же темные косы, спадающие с плеч, носила двадцать лет назад Елена Павловна. Железная выдержка, приобретенная в походах и закаленная в боях, помогла ему подавить желание забрать дочь в охапку, прижать к груди.

— Я хотел бы видеть Елену Павловну, — хрипло сказал Камчатов, не сводя с дочери глаз.

Встревоженная стуком и разговором в прихожей, Елена Павловна вышла из комнаты. Камчатов сразу заметил седые пряди в темных волосах, под глазами прибавилось морщин.

— Вы ко мне?

Раньше Елена Павловна по звуку шагов на лестнице, по звонку безошибочно определяла его приход. А сейчас они стоят в передней, и она спрашивает сухо, как незнакомого человека, — вы ко мне? Неужели он изменился еще больше? Волнение помешало Камчатову заметить, что свет крошечной коптилки на него не падал. Он все забыл, все слова, которые приготовил по дороге. Молча он сорвал папаху, отогнул воротник полушубка.

Елена Павловна прислонилась к стене. Она подняла руку, хотела что-то сказать и ничего не могла сказать. Глаза наполнились слезами. Тогда, обняв дочь за плечи, она сильно толкнула ее к этому незнакомому ей человеку. И, прежде чем Тамара поняла, что произошло, Камчатов, широко раскинув руки, обнял дочь, и, прижимая к груди, внес в комнату…

Быстро пролетел в семье Камчатовых день. Утром полковник куда-то исчез. Тамара ушла в школу, а Елена Павловна не могла отказать себе в удовольствии переметать петли на гимнастерке, укрепить пуговицы, заменить подворотничок, накроить и подрубить дюжину новых платков.

В сумерки Елена Павловна напомнила мужу про его старую домашнюю обязанность — разогревать самовар. Старый тульский, меченный двумя десятками медалей, остался под развалинами в Пушкине. Новый самовар выглядел проще и все же напоминал милые вечера в тихом домике недалеко от лицея.

Когда Камчатов осторожно внес в комнату шумевший самовар с маленьким расписным чайником на конфорке, стол был уже накрыт на троих. Он сам выставил из буфета еще один стакан в тяжелом подстаканнике;

Елена Павловна поняла, что муж ждет гостя. В доме ее отца мужчины пили чай из стаканов. После замужества и в ее семье прижился этот обычай. Стараясь не обидеть мужа, она все же робко запротестовала:

— Один вечер побыть бы своей семьей. Завтра уедешь, когда снова увидимся…

Нарезая хлеб, Камчатов ответил несколько загадочно:

— Не волнуйся, чужих не будет.

Уже усаживались за стол, когда в прихожей раздался звонок. Тамара побежала открывать дверь и, быстро вернувшись, о чем-то шепотом спросила мать. Елена Павловна была явно недовольна. Тамара сердилась. Камчатов догадался, о чем шел спор, и украдкой посмеивался. Девушка крепко обняла мать, поцеловала, заглянула ей в глаза. Разве Елена Павловна могла отказать в просьбе дочери. Тамара, радостная, выскочила в переднюю.

Если Елене Павловне хотелось побыть с мужем и дочерью без посторонних, Тамара, наоборот, хотела, чтобы все знакомые и незнакомые узнали о ее радости. Так и сейчас, таща за руку слегка упиравшегося Вадима, она громко его укоряла:

— Нелюдим, настоящий нелюдим, не понимаешь, какой сегодня у нас счастливый день. Мой-папа приехал.

Бросив на пороге гостя, Тамара кинулась к отцу и повисла у него на шее. Настал черед удивляться Елене Павловне. Вадим поздоровался с ней и будто не заметил Камчатова.

Елена Павловна насупилась — нежданный гость мог бы понять, какой у них сегодня день, и как-то разделить радость. Она решила не омрачать семейного праздника и поругать его в следующий раз. — Ну что же ты, Лена, приглашай к столу, — сказал Камчатов, отодвигая стул. — Садись, Вадим, хозяйку не